- Как дела, поручик?
- Да вот готовлюсь, хочу полететь…
- Куда?
Милая застенчивая улыбка:
- Это наш военный секрет.
- В таком случае умолкаю.
Пожелав летчику счастливого пути и удачных разведок, я уехал в горы… Возвращался под вечер… Нагоняю человека с широкой, атлетической спиной. Это наш русский инженер-электротехник Н. Н. Орлов, ведающий «механической частью аэропланов». Поравнялись. Иду рядом с ним. Вид у Орлова мрачный…
- Что с вами, Николай Николаевич?
- Как что? Разве вы не видели?
- Ничего не видел, ничего не знаю.
- Топракчиев сгорел.
- Послушайте, что вы говорите такое?
- Сгорел…
Я снял фуражку».
…Генерал дал своему офицеру последнее напутствие в предстоящей воздушной разведке. Топракчиев медленно поднялся метров на 50. Вдруг аэроплан стал выделывать какие-то нелепые зигзаги. Опытный глаз Орлова усмотрел неладное в этих движениях всегда послушной машины.
Генерал спросил инженера: «Что с аппаратом?» Но ответить Орлов не успел… Аэроплан стремительно падал…
Вонзившись в землю, пылал как исполинский факел среди зеленой равнины у подножия Родопов. В этом факеле пылал храбрец, только вчера занесший свое геройское имя в летопись борьбы болгарского народа за свободу.
Послышались выстрелы. Это воспламенились патроны револьвера, который Топракчиев брал с собой в полет… Шесть выстрелов стали прощальным салютом летчику… Вызванный военный врач установил, что летчик сначала разбился насмерть, а потом уже сгорел…
Причины катастрофы так и остались невыясненными. Неопытность офицера исключалась, в школе Блерио Топракчиев считался одним из лучших учеников [45].
Как ни странно, первая авиационная катастрофа при осаде Адрианополя не отражена в военных документах. Во всяком случае Цветан Цаков, подробно анализирующий все аспекты участия авиации в Балканской войне в своей книге «Балканские орлы», при описании гибели Топракчиева ссылается не на документы, а на книгу Ришара «Материалы иностранных корреспондентов», изданную в Шумене в 1913 году. Цаков приводит выдержку из книги: «…он почти достиг верхушки минарета, поднимаясь свечой вверх, затем снижаясь на 100, на 60 метров. Еще видели, как моноплан пролетел над городом, и тут одна несчастная пуля попала в него. Батальон снизу открыл частый огонь. Пилот понимал, что его ожидает. Он направил моноплан к земле. И, подобно огненной птице из древнего персидского мифа, спустился, как метеор».
Описание Ришара с привлечением персидского мифа звучит, конечно, красиво, но неубедительно. В других публикациях приводились иные, не менее фантастические версии, например в журнале «Тяжелее воздуха», издававшемся в Харькове, в номере первом за 1913 год, то есть через три месяца после события, писалось: «…при новом полете авиатор был встречен градом пуль. Через несколько мгновений на аппарате, по-видимому, произошел взрыв. Выбросило громадный столб пламени, затем самолет окутался густым дымом и упал на землю. При падении он врезался в отряд турецкой кавалерии и повалил нескольких турецких всадников. Топракчиев предпочел застрелиться: рука крепко сжимала рукоятку револьвера».
Автор этого «варианта» дал полный простор фантазии. В действительности там, где случилась трагедия, не было ни обстрела, ни турецкой кавалерии. Аэроплан Топракчиева загорелся не над Адрианополем, а на своем аэродроме, и останки летчика были похоронены там же, возле авиабазы [46].
В уже процитированной нами корреспонденции «Петербургской газеты» все отражено правдиво и точно. Она заканчивается словами, что причины катастрофы остались невыясненными. Но, видимо, не для всех на аэродроме это было загадкой. О многом говорили странные «конвульсии» только что взлетевшего самолета в воздухе… Тимофей Ефимов во всеуслышанье заявил о том, что это - коварная диверсия врагов Топракчиева.
Корреспонденты газет оставили нам свидетельства, что у русского добровольца сразу же после гибели Христо возник конфликт с одним из офицеров авиабазы, и вскоре Ефимов уехал на родину. Что за конфликт, газетные сообщения не объясняют. Но есть основания полагать: русский со свойственной ему прямотой и принципиальностью, четко, без обиняков высказал свои соображения о том, что катастрофа была подстроена. Те, кто это сделал, не все рассчитали как следует. Они надеялись, что «Блерио» начнет разваливаться где-нибудь над Адрианополем и это легко можно будет отнести за счет турецкого обстрела, но все произошло еще над аэродромом…
В течение еще довольно длительного времени после этой катастрофы атмосфера в Мустафа-Паше оставалась напряженной. Многие на авиационной базе открыто говорили о диверсии со стороны врагов Христо, направленной на уничтожение летчика-революционера, социалиста-тесняка. В историческом музее Свиштова хранится черновик рукописи Черкезова, где есть такие строки о Топракчиеве: «Это был прямой, смелый и честный товарищ, не боявшийся открыто высказывать свои прогрессивные взгляды, не выносил лести и лицемерия…»