Бывший морской летчик 2-го авиационного отряда Евгений Иванович Погосский добавляет: «Миша Ефимов… оказался отличным агитатором, вел большую агитационную работу среди летчиков и матросов. Все его любили и уважали. Совершая полеты, мы помогали проведению операций против разных белых банд… Ефимов принимал активное участие в этих боевых действиях…»
«Гидра контрреволюции» высунула-таки свою голову, почуяв, что ее время наступило. Немецкие войска заняли Украину и двинулись на Крым, захватывая все новые и новые территории.
Севастополь переживал тяжелые времена. Моряки решили не сдавать немцам флот. Шли ожесточенные споры. В конце концов, накануне прихода немцев (1 мая 1918 года), большая часть кораблей Черноморского флота ушла в Новороссийск уже под обстрелом немецких орудий. С ними отплыли работники ревкома и горкома. Еще ранее срочно уехали в Москву Пожаров и Зеленов - в распоряжение ЦК. Революционные организации Севастополя перешли на нелегальное положение.
Полстолетия спустя московский инженер В. С. Дробицкий засвидетельствует: «…мой отец, токарь Севастопольского морского завода, был членом боевой рабочей дружины. По поручению ревкома он устроил у себя на квартире (Нахимовский проспект, 9) М. Н. Ефимова. У нас часто Михаил Никифорович встречался с летчиками гидроавиации, рабочими и другими товарищами. После оккупации Севастополя немцами отец и Ефимов были арестованы. Схватили и мать, но через неделю ее выпустили. Как потом выяснилось, членов комитета выдал врагам провокатор…»
Женя Черненко узнала из белогвардейских газет об аресте Михаила. Ее любимому грозила смерть. При содействии супруги ее крестного, немки по национальности, германское командование милостиво разрешило «жене» (так назвалась Евгения) свидание с арестованным в севастопольской тюрьме.
В тюрьму ее сопровождал специально приставленный немецкий солдат. «Сдал» Женю следователю, полковнику царской армии Бутовичу. Следователь учинил «супруге арестованного» мучительный допрос, пытаясь выудить побольше сведений о революционной деятельности Ефимова, о связях с большевистскими руководителями, с чекистами. «Ваш муж - государственный преступник! Большевик!» - разъяренно кричал полковник.
Наконец провели в застенок, и она увидела Михаила - исхудавшего, заросшего, в старенькой пижаме и шлепанцах. Он грустно улыбнулся:
- Видишь, в каком я наряде? В чем дома ночью захватили, то и ношу…
Не дали Евгении и поговорить с любимым, грубо оборвали, увели прочь. Поспешно прощаясь, она говорила Михаилу какие-то ободряющие слова, а когда оказалась за воротами тюрьмы, зарыдала. Тяжким камнем давило бессилие… Бессилие помочь Мише, спасти…
Мучительным было пребывание в одесской тюрьме Сотира Черкезова. Об этих долгих месяцах страданий он писал: «Я чувствовал себя, как орел в клетке. Лежал неподвижно с закрытыми глазами… Облегчение приносила мысль, что догадался спрятать чемодан с политическими книгами. В камерах свирепствовал тиф, было душно и грязно. Каждый день уносили тяжелобольных. Заболел и я. Меня бросили на нары в тюремную больницу… Бредил, терял силы. Но, когда приходил в сознание, страстно хотел выжить.
Умереть здесь, в тюрьме, не выполнив задания Ленина, было ужасно нелепо… Уж лучше было бы погибнуть в открытом бою, чем в этой смрадной дыре…»
Как-то он расслышал шепот соседа:
- Держись, товарищ!… Красная Армия идет!…
В апреле 1919 года Красная Армия освободила от контрреволюционной нечисти Украину.
Вырвались из белогвардейских застенков Михаил Ефимов и Сотир Черкезов.
Сотир едва передвигался, когда перед ним открылись двери тюремной больницы. Болгарин обратился за помощью в советскую комендатуру. Красноармеец, поддерживая его под руку, проводил в гостиницу «Бессарабия». Письмо Ленина, зашитое в матрац, оказалось в целости. Сотиру оказали материальную помощь, поселили в той же гостинице.
Вместе с партийными руководителями города Черкезов прикидывал варианты, как ему пробираться в Болгарию. Дело осложнялось тем, что Одесскую бухту блокировали корабли интервентов.
В эти дни из Москвы в Одессу прибыла группа болгар-коммунистов - Стоян Джоров, Койчо Касабов и Христо Боев.
Выслушав рассказ Сотира, земляки-единомышленники с радостью приняли его к себе. Живя коммуной с болгарскими ленинцами, Черкезов потихоньку набирался сил. Через два месяца с мешком, набитым уже новыми комплектами политической литературы, на рыбачьей лодке в компании трех крестьян-земляков он наконец-то отплыл в Болгарию.