Он выпрямился и вытер пот со лба, хотя в мастерской было не жарко. Затем он заметил Эйми с окровавленным лицом и слезами на глазах.
— Эй, малышка, всё в порядке. Ты в безопасности, — сказал он, поспешив к ней и обняв её.
Эйми уткнулась лицом в его старый кожаный фартук и захлебнулась рыданиями.
— Я разбила пузырёк с твоим лекарством, — призналась она, — Райнон и другие толкнули меня, и пузырёк разбился. Мне так жаль.
В качестве доказательства она подняла правую руку, показывая три глубоких пореза на пальцах от того, что она схватилась за разбитое стекло. Джирон осторожно взял её руку в свою.
— Не волнуйся, — сказал он, гладя её по волосам. — Сегодня я чувствую себя лучше и уверен, что твоя тётя тоже идёт на поправку. Наверное, нам всё равно не нужно было это лекарство.
Эйми услышала, как открылась дверь крошечной кухни, и, повернув голову, увидела тётю Науру. Хотя она знала, что тётя слишком больна, чтобы ходить на работу, она всё равно надеялась, что Наура будет на работе. Тогда ей не пришлось бы объяснять, что случилось. Наура вытирала нос, и Эйми заметила кровь на её носовом платке, прежде чем та засунула его в карман платья. Её карие глаза ввалились, а щёки покраснели. Она заправила седеющие локоны за уши и поджала губы — она всегда так делала, когда готовилась к тому, что Эйми её разочарует.
— Я… — Эйми открыла рот, чтобы попытаться извиниться, но Наура покачала головой..
— Иди умойся, дорогая. — Её голос был мягким, но Эйми услышала в нём вздох. — И промой порезы на руке, прежде чем я их перевяжу.
Она выскользнула из объятий дяди и поспешила из мастерской, пока сочувствие Науры не переросло в ругань. Однако далеко она не ушла. Она поднялась на две ступеньки, затем остановилась и прижалась к деревянной стене, чтобы подслушать.
— Она не хотела этого, — говорил Джирон. — На неё снова напали те мальчишки. — Он вздохнул. — Тебе лучше вернуться в постель. Оставь это мне, я всё улажу.
— Как? — спросила Наура, и Эйми услышала в её голосе нотку отчаяния. — У нас не хватит прэссов на ещё одну бутылочку лекарства. А Лукан не позволит мне вернуться в пекарню, пока я не поправлюсь.
— Свадьба дочери Фулкендена на следующей неделе, так что к тому времени я закончу этот шкаф и подарю его ей. Должно быть достаточно заказов, чтобы получить больше лекарств. Так что просто отдыхай, и на следующей неделе всё наладится.
— Ей действительно нужно пройти стажировку. Искры, Джирон, ей уже семнадцать. Мы должны были подтолкнуть её к этому ещё несколько лет назад.
Сердце Эйми забилось быстрее, когда Наура заговорила о старом споре, который они вели с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать — возраст, когда можно было стать ученицей. От мысли о том, что ей придётся покинуть безопасную мастерскую дяди, ей стало не по себе.
— Она не выживет в городе, — тихо сказал Джирон.
— Тебе нужно перестать нянчиться с ней. Пора ей научиться постоять за себя.
— Она помогает мне здесь, и этого достаточно.
— Чепуха, Джирон. То, что она подметает — это не работа, и это не приносит нам дополнительных денег. Это также отвлекает тебя, и не пытайся отрицать. Я слышу, как она задаёт тебе сотню вопросов и всегда выпрашивает у тебя ещё одну историю. Ты слишком мягок, чтобы сказать ей, чтобы она оставила тебя в покое. И не говори мне снова, что ты сделаешь её своей ученицей. У неё нет и доли того мастерства в работе с деревом, что есть у тебя. Та кривая ложка, которую она вырезала, сломалась, когда я помешивала кашу.
— Знаю, — сказал Джирон своим мягким, хриплым голосом. — На следующей неделе всё наладится.
Эйми услышала шарканье ног и заподозрила, что он обнял Науру. Она взбежала по оставшимся ступенькам, сгорая от стыда. Стыда за то, что она — урод, и за то, что подвела свою семью.
Когда она вернулась, смыв кровь и грязь, тётя исчезла в крошечной кухне в задней части мастерской, а дядя стоял, прислонившись к незаконченному шкафу, и смотрел в пустоту.
— Прости, — прошептала Эйми, подойдя к нему.
— Эй, дай мне посмотреть на тебя, малышка, — сказал Джирон, взяв её за подбородок. С её бесцветных ресниц скатилась слеза и упала на бесцветную щёку. Джирон смахнул её большим пальцем. — Всё ещё моя прекрасная девочка.
Эйми грустно улыбнулась. Он всегда говорил ей, что она красивая, но она знала, что он говорит это только для того, чтобы ей было приятно. Весеннее солнце светило сквозь маленькое треугольное окошко под потолком, и в его лучах блестели капли пота на лбу дяди.
— У тебя сильная искра, не так ли? — спросила Эйми.