Бригелла на ступенях храма упал перед ним на колени. Но он галантно поднял даму и поцеловал ее в затылок. Затем они в грациозном танце двинулись к берегу.
Панталоне разрывался от ревности. Отчаянными антраша он спустился вниз с холма, роняя никчемные дукаты, которые подбирали приплясывающие арапы.
С музыкой, пляской и криками общество рассаживалось в гондолы. Панталоне плясал, пока не отошла последняя гондола, тогда он вдруг сделал преогромное па и упал ничком в лодку, обронив маску.
И тут стало ясно, что это не кто иной, как сам Фламинио.
Флотилия отплывала, а карлики и арапы оставались на берегу. Какое-то время они танцевали отчаяние покинутых, но потом один за другим попрыгали в озеро и поплыли. Даже в воде их руки и ноги двигались танцу в такт.
Арапы гребли одной рукой, другой держа над головой зонты со звенящими колокольчиками. А у некоторых из них в руках были веера, которыми они обмахивали вспотевшие лица. Дельфиньими спинами качались на воде желтые и красные горбы карликов.
Принц Андрогин плыл в одной гондоле с Амариллис, Люсиндой и Бригеллой. Он был в бесподобном настроении и расточал дамам многозначительные комплименты.
Юное, мужественное лицо. В крупной линии подбородка проглядывало нечто божественно-своенравное, а угольно-черные глаза смотрели с невыразимым обаянием, так что Люсинда, сидевшая напротив, просто дрожала.
Гремя музыкой и смехом, гондолы выплыли на середину озера. Сзади цветными стайками плыли арапы, подобно гигантским кувшинкам украшая зонтами водную гладь. Впереди зеленели травянистые пригорки парка, а за ними светились синие, золотые и белые купола, покрытые азулежуш{29}.
Принца охватила вдруг жажда широких жестов и грандиозных авантюр. Все в нем кипело и клокотало. Ему хотелось ракетой взметнуться ввысь, осветив мир невиданным великолепием.
Под звуки рога и собачьи визги кавалькада поскакала из ворот. Принц восседал на черном жеребце, в завитую гриву которого были вплетены крохотные красные розочки, а голова — украшена пышными перьями. В бахроме попоны позванивали серебряные бубенчики.
Сам принц был в коротком черном, шитом золотом плаще, который он закинул за спину. Синие шелковые рукава топорщились пухлыми облаками. На нем был красный берет с перьями, а на затянутой в перчатку руке сидел белоснежный скифский сокол.
Он словно сошел с полотна Беноццо Гоццоли{30}.
Следом за ним скакали Флоримон, Леандро и Лелио. Первый был наряжен франтом, второй — пажем.
За ними следовали ловчие и псари. Старшие егеря были одеты турками, младшие — нубийцами. Ловчие, конные и пешие, несли соколов и вели собак.
Рыжим в белых подпалинах бретонским собакам не терпелось ринуться вперед. Лохматые грифоны рычали, будто гремя цепями. А водянисто-серые берберские борзые скулили и подвывали, как дети, у которых глаза на мокром месте.
Кавалькада промчалась через весь город. Лошади летели галопом; увлекаемые мчащимися гончими, что было сил бежали ловчие; реяли султаны из перьев.
По сторонам текла круговерть сказочных улиц города. Были здесь дома-игрушки со сплошь расписанными фасадами и дома-горы — мрачные каменные громады без дверей и окон. Улицы то уходили в низины, то карабкались на взгорья.
Балконы и галереи нависали над улицами. Огромные вывески с гроздьями винограда, кувшинами и дичью тянулись до середины улицы. В открытые двери видно было, как работают ювелиры, горшечники, кожевники. В трактирах горланили за кружками гуляки.
Мост через реку с обеих сторон облепили домишки в несколько этажей, которые громоздились друг на друга как ласточкины гнезда. В них шла торговля оружием, драгоценными камнями, мехами. Никому из проезжавших по мосту не приходило в голову, что под ногами свинцово-серый поток.
Посреди города стояла восьмигранная башня с позлащенным куполом, куда вела темная винтовая лестница. Портал башни поддерживали сгорбившиеся под тяжестью каменные гиганты.
На ступени ратуши приветствовать принца вышел сеньор города. Это был пожилой человек в плаще цвета ржавчины. Пушок волос реял на лысой макушке, пока свита проносилась мимо него.
Под сводом колоннады валялись нищие, тянувшие к свету увечные корявые руки. На солнцепеке растрепанные мальчишки ели дыни и почесывали шелудивых собак. Голубиные стаи вспархивали с мансард и переполошенно кружили в воздухе, угадывая близость соколов.
Но вот дома стали ниже и кончились, уперлись в городскую стену. Стена была мрачная, с зубчатым верхом и узкими бойницами.