— Существуют, — ответил инопланетчик. — Но деньги у нас устные.
— То есть как это «устные»? — удивился я.
— А так. Никаких банкнотов, никаких монет. В конце суртуга, то есть месяца, к каждому турутаму, то есть работающему, подходит тумпрон, то есть бухгалтер, и сообщает, сколько тот заработал бутумов, то есть денежных единиц. Турутам прочно и точно запоминает сумму и тратит ее в магазинах по своему усмотрению. Он выбирает себе вещи, продукты, а продавец каждый раз говорит ему: «Вы истратили столько-то». А он продавцу отвечает: «Учту и вычту».
— Ну, Юрка, вот это уже какая-то бредовая фантастика началась. В сгущенное твое время я поверил, а в устные деньги — не могу. Ведь при такой финансовой системе все магазины и универмаги за один день прогорят.
— Нет, Фимушка, на Куме у нас пожаров не наблюдается. Положа руку на солнце, скажу тебе, что не лгу! Я — не врун, не лгун, не вральщик, не обманник!.. И ты своими зрачками можешь в этом убедиться. Вообще-то посторонних пассажиров брать на звездолеты не полагается, но насчет тебя я договорюсь. Ведь ты — мой ангел-спаситель!.. На Земле никто и не заметит твоего неприсутствия, так что никакого прогула не будет. А на Куме тебя встретят дружеским гимном!
— Так у вас там тоже музыка есть? — огорченно спросил я.
— Есть! — радостно воскликнул иномирянин. — И такая звучимость, что хоть святых в дом приноси, как у вас говорится.
— Нет, Юрик, на Куму к тебе в гости я не полечу, — твердо ответил я. — Ты ведь знаешь, какое у меня отношение к музыке… Мне бы на какой-нибудь тихой планете побывать, отдохнуть от земного шума.
И тут мой друг признался, что на полпути между Землей и Кумой имеется планета, на которой сейчас обитает лишь один ученый — куманианин. Однако никаких вилл и коттеджей там нет. Там есть здание бывшей тюрьмы, переоборудованное в научный центр по изучению одиночества. В том здании идеальная тишина, а кругом — джунгли, в них звери беспощадные. Для колонизации та планета непригодна. Тюрьма же была воздвигнута специальной технической экспедицией по приказу судебной комиссии. В эпоху жестокого средневековья туда ссылали тяжелейших преступников. Посадят их в старинный звездолет тихолетный — и везут туда, и рассаживают по звуконепроницаемым камерам.
— Юрик мне бы такое наказание со строгой звукоизоляцией! Мне бы такое средневековье! А как та планетка называется?
В ответ Юрий певуче и невнятно произнес какое-то длинное слово.
— Как? Как? — переспросил я.
— Ну, это, если перевести, у нас так одна богиня судебная зовется — вроде вашей Фемиды. И планету так окрестили.
— А большие сроки тем уголовникам давали?
— Очень громоздкие! Даже до трех месяцев, если на земное время пересчитать. Были случаи схождения с ума, были случаи погибельного бегства. Слава богу, что все это — древняя история.
— Дальше, дальше рассказывай, — потребовал я.
— Когда тюрьму отменили, туда, на Фемиду, отбыла специальная бригада от Академии Всех Наук и организовала там филиал куманианского института по изучению одиночества. И назвали это так: Храм Одиночества. В погоне за одиночеством, чтобы сотворить ценные рефераты на эту тему, на Фемиду хлынули ученые — одиночествоведы, они по четверо в каждой камере угнездились.
— Не очень одинокое одиночество, — съехидничал я.
— На ушибах — учатся, — продолжал Юрик. — Такое перевыполнение было признано антинаучным, и ввели новое правило: в Храме Одиночества для полного освоения одиночества имеет право обитать только один научный работник. Сейчас там работает над диссертацией один известный одиночествовед, но на Куме летают слухи, что скоро тема будет закрыта и после него на Фемиду никого не пошлют.
— Значит, опустеет этот райский уголок! Вот бы мне туда!
— Не шутействуй, Фима! Ведь Фемида — самое страшное место во всей Вселенной!