— Но ты не мог оставить Олд Форест.
— Теперь могу.
Эдвард резко отстранился и поднялся. Он не хотел продолжать этот бесполезный разговор, да и времени для сожалений уже не было.
Холод заползал в дом, проникал во все щели, тянулся по полу. Оставалось надеяться, что камин согреет хотя бы одну комнату настолько, что в ней можно будет дождаться утра.
Рождественский подарок Евы
Чтобы добраться до леса, он должен спуститься с холма. Всего четверть мили. Идти под гору было легко, даже по только что выпавшему снегу. Дорогу ещё не замело.
Занятый своими мыслями, Эдвард не обратил внимания на перемену в знакомом пейзаже, и только у самой опушки леса он обернулся, огляделся и понял, что именно изменилось: не горела длинная цепь огней, которая обвивала зигзагом южный склон.
Ни на скоростной трассе, ни на виадуке не зажглось вечернее освещение.
Транзитная магистраль Е 438 была совершенно пустынной, а обычно этот участок трассы оставался оживлённым даже ночью. В прозрачном крытом туннеле горел свет, дорога фосфорической змеёй вилась по горе, и было видно, как проносятся мимо небольшие мобили и мелькают фарами на поворотах вместительные автобусы с туристами.
А сейчас — ничего… за пеленой снега Грин не увидел и проблеска огня.
«Произошло нечто ужасное», — даже не пытаясь найти какое-то другое объяснение, подумал Эдвард, и потом, как ни старался отогнать от себя эту мысль, она возвращалась снова и снова, сметая остальные успокоительные версии.
А сумерки надвигались быстро, и времени на размышления оставалось всё меньше. Сейчас важнее всего было срубить и дотащить до дома хотя бы одно дерево. Он должен успеть сделать это, пока окончательно не стемнело.
Раньше Эдвард Грин охранял каждое дерево в этом лесу, поэтому Ева и не поверила, что он возьмётся за топор. Да, его война проиграна, дальнейшая борьба потеряла всякий смысл, рано или поздно все эти прекрасные ели погибнут. Пусть же самая первая из них падёт от его руки.
Он ударял по стволу снова и снова. Топор со звоном отскакивал от сырой упругой древесины, непривычный для заповедника резкий звук отдавался в лесу приглушенным эхом.
После очередного удара ель вздрогнула, качнулась в сторону и с треском рухнула на снег. Немного же тепла даст такое сырое топливо. Ветви Эд обрубал на ощупь, а к своему дому двинулся в полной темноте. Снегопад усилился, крупные бесформенные хлопья облепляли воротник, слепили глаза. Следы Эда замело, и он чуть было не отклонился слишком далеко влево. Хорошо, что на подоконнике в спальне Евы горели рождественские свечи. Они мерцали мутным кружком за снежной пеленой и казались единственным отблеском надежды среди равнодушного безмолвия горных склонов.
***
Камин сильно дымил и разгорелся с трудом, но всё же дал достаточно тепла и света, чтобы можно было ненадолго забыть о холоде и мраке за стенами дома. Стало даже уютно.
Эдвард и Эвелайн сидели у огня, пили шампанское и ели шоколад.
— Вот и всё наше праздничное угощение, — вздохнула Ева.
Эд по-прежнему старался казаться спокойным. Он шутил и смеялся, но предчувствие неотвратимой беды терзало его.
Грин всё вспоминал о безжизненной скоростной трассе. Зловещая угроза вместе с холодом подступала к их дому.
И всё же Эд ничего не сказал жене о том, что видел внизу.
Он всё еще не хотел тревожить Еву. Объяснения подождут и до утра, может, к тому времени кто-то из соседей доберётся до них, и тогда они вместе подумают о том, что предпринять.
Эдвард хотел встать, чтобы подложить дрова, но Ева удержала его:
— Подожди… Знаешь, я ещё вчера хотела сказать тебе, но ты был так занят, — она смущенно крутила в руках пустой бокал, потом поставила его на журнальный столик, провела указательным пальцем по золотому ободку.
Эдвард ждал, но Ева молчала. И снова её хрупкая утонченная красота поразили его.
— Прости, в последнее время я был не слишком внимателен к тебе. Даже подарка не привёз. Совсем забыл, что ты — самое главное в моей жизни, — натянуто усмехнулся он.
— Нет… Теперь уже нет. — Ева улыбнулась и подняла на мужа сияющий счастьем взгляд. — У нас будет ребенок.
Лавина противоречивых чувств обрушилась на Эдварда.
И самым сильным среди них был страх. Конечно, ещё радость, гордость, недоумение и снова страх за то, что не сумеет сохранить, защитить… неуверенность в своих силах… отчаяние, что всё это произошло именно тогда, когда с миром творится неладное…