— Значит, Сопротивление существует? — спросила взволнованно Айями, принеся подслушанные в ратуше новости. — Значит, еще поборемся?
— Хорошо, если бы так, — отозвалась не менее взволнованная Эммалиэ.
При всей идеализации возможностей таинственного Сопротивления было наивно надеяться, что перевес сил когда-нибудь окажется на стороне амидарейцев. И всё ж террористические акции могли бы заставить даганнов прислушаться к голосу побежденных и внести ясность в будущее поверженной страны.
— Слышала, о чем гудят в городе? — спросила как-то Эммалиэ, когда Айями прибежала вечером работы и с аппетитом напала на похлёбку.
— Когда мне слушать? С работой бы справиться. А что случилось?
Эммалиэ оглянулась: Люнечка увлеченно играла с мишкой, убаюкивая и требуя не баловаться, а закрыть глазки.
— Шальные люди напали на дальний хутор под городом, — поведала, понизив голос. — Разграбили и унесли все запасы подчистую. Дома сожгли. Женщин и мужчин убили. Детей заперли в хлеву, он остался цел, потому что выстроен на отшибе.
— За что? — ахнула Айями.
— Неизвестно.
— Шальные люди? Откуда?
— Не знаю. Но это не наши. Наши не поступили бы так. Не верю, — опустилась устало Эммалиэ на табуретку. — Неужели ты не знала? Ведь работаешь в ратуше.
— Работаю. Но нам об этом не рассказывают.
И не только не рассказывали, а определили четкий маршрут передвижения и конкретные точки: комнаты переводчиков и инженеров на втором этаже, туалет на улице и бюро пропусков в фойе на выходе. В другие места категорически запрещено совать нос. Поймают в неположенном месте — в лучшем случае уволят, а в худшем — расстреляют за шпионаж. И церемониться не станут. О том, что затевается что-то серьезное, переводчицы узнавали по топоту ног в коридоре и по ажиотажу на площади. Мариаль кидалась к окнам:
— Смотрите, опять куда-то собрались!
И переводчицы прилипали к стеклам. Даганны при полном боекомплекте грузились в машины, А'Веч отдавал краткие команды и садился рядом с водителем, после чего техника разъезжалась в разные стороны. Пожалуй, если бы не постоянные разъезды второго заместителя, Айями сошла бы с ума от напряжения — из-за того, что он где-то здесь, в ратуше, этажом выше проводит закрытое совещание или курит свою необычную сигарету, смотря в окно.
— Издеваются, ироды, — возмущалась Ниналини, обсуждая с соседками подробности изуверства на хуторе. — Со скуки нас убивают, а вину сваливают на наших мужей и сыновей. Наши защитники не поднимут руку на мирное население.
Маялась Айями, не зная, кому верить, но не выдержала и спросила у Имара, дождавшись, когда переводчицы уйдут домой после работы. Правда ли, что в пригороде неизвестные устроили жестокое побоище? И добавила торопливо: она не подслушивала, в народе гуляют слухи.
— Устроили, — признал Имар, помедлив. — А ведь мы обещали защиту и не уберегли.
— Но почему их убили?
— Из-за налога.
Получается, люди пострадали за подневольное сотрудничество с захватчиками. Установленный подушной оброк с каждой сельской головы был принудительным, и всё ж даганны не раздевали людей дочиста, понимая, что могут вызвать недовольство населения. По городу гуляла байка о том, как один хитрый амидареец плакался перед приехавшими даганнами о голодной и несчастной жизни, а у тех оказалось тонкое чутье на вранье. Не раздумывая, спустились в подпол, а под тряпьем и досками — схрон: зерно и мука. Пойманные с поличным поселяне от страха чуть не повалились в хику — вся семья да три наемных работника. Но даганны наказывать не стали. Посмеялись, однако забрали часть припасов, с учетом подкрадывающейся зимы и будущей посевной.
— Те, кто убил и сжег… Их нашли?
— Обязательно найдем, — сказал жестко Имар. — Мы гарантировали безопасность, а за свои слова нужно отвечать.
— Кто бы это мог быть? — задумалась вслух Айями, и он воззрился удивленно.
— Вы не догадались?
Она ответила недоумевающим взглядом.
— Я понимаю, вам трудно признать и принять, но логика проста. Это сделали те, кто не согласился с поражением в войне.
— Неправда! — воскликнула Айями. — Чтобы свои и своих же? Не верю!
— Спросите у выживших детей, на каком языке разговаривали убийцы.
— Все святые! — Айями спрятала лицо в ладонях. Рассудок отказывался признавать услышанное. Ужасы войны миновали городок, но её отзвуки оказались более чем красноречивыми. — Что станет с детьми?