— Амодару достаточно закрыть глаза, настроиться на нужный лад, и через сутки опаньки! — свежий труп. Вот представьте, я хочу самоубиться, — Крам откинулся на стуле и зажмурил глаза, сложив руки замочком на животе, а Рикс захохотал. — Внушаю, внушаю себе… И шепотом, и вслух, и мысленно. Час внушаю. Два часа… И ведь не получается, хоть всю ночь себя уговаривай. Не умирается. Проще застрелиться.
— Терпеть не могу их вежливость, — пожаловался М'Адбир. — Льют свою учтивость и любезность как масло, того гляди поскользнешься и расшибешь голову. И кажется мне, что они изощренно издеваются. Насмешничают. Знаю, что это часть амодарской натуры, но так и не удалось привыкнуть.
— Потому что чужой менталитет, — заключил Рикс, перебросив карты Краму, и показал пустые руки, мол, вышел из игры. — Взрослых не переделать, это зрелые личности со сформировавшимся мировоззрением. Но их дети — чистые доски. Внушай им, воздействуй психологически, рассказывай историю с географией на новый лад и получишь результат с точностью до наоборот. Поэтому мы поощряем женщин, уезжающих в Доугэнну с детьми.
И поэтому же отказали амодаркам в контрацептивах. Каждый ребенок, чей отец окажется доугэнцем, станет монеткой в общей копилке возрождающейся страны.
— Ты в пролёте, друг! — воскликнул Крам, покрыв ход Веча. — Я вышел.
Тот в сердцах бросил карты на стол. Не идет сегодня игра, хоть лопни. Единожды дотянул до ничьей, а так — проигрыш за проигрышем.
— Отличная партия, — хохотнул Рикс. — Пойду, покурю снаружи. Кто со мной?
М'Адбир поднялся, и они отправились к выходу. Веч яростно тасовал колоду, а у Крама заметно повысилось настроение.
— Зря ты обвиняешь амодарок в трусливости. Да, они робки и покорны, но в их пугливости самый смак. Тем интереснее их приручать. Посмотри, некоторые женщины приходят в клуб регулярно, к одним и тем же офицерам.
— Сюда ходят из-за нужды, — обронил Веч, поглядывая, как к новенькой амодарке подсел капитан Р'Эйс, и она смущенно потупила взор.
— Зато экзотика. Трофей, которым не зазорно похвастать, — сказал Крам, тоже засмотревшись на парочку.
— Тут и хвастать нечем. На кой ляд мне трофей, от которого толку мало, забот много, а полюбоваться не на что? Ни груди, ни задницы. Глаза в пол, невнятное блеяние. Я и рта не успеваю открыть, а она уже дрожит от страха.
— Ты это о ком?
— Об амодарках, — ответил раздраженно Веч. — Их не сравнить с доугэнками. Жду не дождусь, когда вернемся домой. Наши женщины горячи как раскаленный песок, страстны как штормовая волна, неукротимы как ветер. Имбирь с горчицей — вот это я понимаю.
Крам рассмеялся.
— Хорошо сказал, — похвалил друга. — А я-то уши развесил. И домой потянуло… Зря ты так. Не все амодарки похожи на вяленое мясо.
Не все, согласен. Года два назад, будучи в ставке генштаба, Веч заметил женщину на заднем сиденье автомобиля, принадлежавшего командору небесного круга В'Онгону. Амодарка, укутавшись в меха, изящным движением подносила сигару ко рту и сбрасывала на землю пепел из опущенного стекла машины. Маленькая хрупкая птичка в золоченой клетке. Веч узнал доугэнские сигары — изысканные, дорогие. Их изготавливали вручную. Листья табака обрабатывали специальным образом и сворачивали тонко-тонко, прокладывая растертыми в порошок травами.
Воспоминание пахнуло дымом полевой кухни и слякотью. Поздняя осень, в ставке — суматоха. Лил дождь, сапоги хлюпали по лужам. Брызги, грязь… И черная машина, в которой холеная амодарка с отсутствующим взглядом курила дорогую сигару. "Командор В'Онгон бережет как зеницу ока", — поведали сослуживцы, а Веч так и не понял, в чем заключалась уникальность амодарки. Обычная женщина, каких полно вокруг.
И Крам ведет себя как помешанный, несмотря на то, что запросы его мехрем растут не по дням, а по часам. Исключительная стерва. И вызывает восхищение своей наглостью и деловым подходом. Предыдущий ухажер мехрем вовремя сбежал из гарнизона, почуяв, что его ждет печальная участь растратчика.
— Тебя не поймешь. Определись со своими желаниями, — сказал Крам.
Откинувшись на стуле, Веч задумался. Чего он хочет?
Хочет повторить, это однозначно. И боится спугнуть. И приручить хочет, но потребуются терпение и выдержка.
Упасть и не встать. Вот и выяснилось мимоходом, что всё это время он лгал себе. А на самом деле не отказался бы от амодарского трофея. Сегодня, на дне заснеженной канавы, Веч осознал это с ясностью.