Прежде всего, уязвляло притворство мехрем. До такой степени уязвляло, что Веч чувствовал себя обманутым. Он же видел, что её влекло к нему, и влечение противоречило имеющимся представлениям об амодарах.
"У них своеобразная нервная система" - трактовали лекции по менталитету. Взять ту же тхику, которую доугэнцы так и не смогли постичь. "Амодары - прирожденные дипломаты" - объяснял лектор. - "Имеют склонность к артистизму, преуспевают в искусстве. И при всём прочем чувствительные натуры, способные распознавать ложь на уровне интуиции, не говоря об эмоциях". А еще однолюбы. И с разбитым сердцем долго не живут. Вянут и болеют.
Какое Вечу дело до её сердечных болезней? Никакого. Его дело - получать то, что полагается покровителю. И вообще, амодарки - не те женщины, о чьих чувствах нужно беспокоиться. Достаточно пользоваться, как и всем прочим, что раньше принадлежало Амодару, а теперь по праву победителя перешло к Доугэнне.
Веч представлял, как она благословляет мужа на войну и радостью читает письма с фронта, в которых супруг хвастает убитыми врагами. И стакан наполнялся сакшем.
Представлял, как она вслушивается в сводки с места боев, а после в приподнятом настроении обсуждает с соседями победоносное наступление амодарских войск. И новая порция спиртного отправлялась в горло. А в груди начинало клокотать, норовя выбраться наружу, то, о чем Веч успел подзабыть. Ненависть.
Ненависть к Амодару стала вторым "я" каждого доугэнца. Смешалась с кровью, циркулировала по венам, стучала в унисон с сердцем.
Ненависть родилась единожды в разрушенном врагами церкале, подле растерзанных тел женщин и детей. И с тех пор крепла, не ослабевая.
Ненависть пропиталась насквозь скупыми слезами и скорбью. Суровые, пропахшие пороховой гарью воины не сдерживали эмоций, глядя на изувеченные тела соплеменников. Страшно представить, в каких муках те умирали, и с какой изощренной жестокостью над ними издевались.
Ненависть накрыла глаза кровавой пеленой и взывала к мести. До последнего вздоха, покуда достанет сил.
Ненависть подгоняла. Вела вперед, оставляя позади мертвые земли. Равняла города с горизонтом.
Ненависть постановила: смерть за смерть. Воздастся каждому. И амодарки - не женщины. Эти существа, разделившие постели с ублюдками и рожавшие им детей, недостойны жизни. Гнилое семя должно быть безжалостно вырезано под корень.
Первые годы войны, исполненные справедливого возмездия, прошли, будто в тумане. И лишь после переломного сражения у Полиамских гор пламя мести выровнялось, став расчетливым и хладнокровным.
Смерть - слишком легкий подарок врагу. Куда приятнее унизить и поставить на колени. И стереть из истории любое упоминание об Амодаре.
Идея материализовалась не без помощи ривалов. Хитрож*пые союзники. Не доверял им Веч, хоть тресни. Искал подвох и не находил. Но ривалы не обманули и выполнили свою часть договора. Доугэнна победила.
А теперь, с каждым выпитым стаканом сахша, вставали в памяти картины прошлого. Оживали, наполняя воспоминания криками, мольбами, плачем. Выстрелами, запахом пороха и крови.
Резня в амодарском поселке... Уничтоженный медэшелон, прорывавшийся в эвакуацию... Минометный огонь по автоколонне с беженцами... По указанию генштаба: "Пленных не брать".
- Мы палачи, - сказал Веч товарищу, выплыв как-то из алкогольного небытия.
Подумать только, он мог своими руками... приговорить... её саму, и дочь её, и мать... И тогда они не встретились бы сейчас, на границе войны и мира, в захудалом городишке.
- А амодары, выходит, овечки? - разошелся Крам. - Ладно, у меня погибли два брата и половина дядьев. В бою, на фронте, как герои. А наши семьи? Сколько кланов амодары подчистую вырезали? Не сосчитать. Наших женщин, детей наших... младенцев не пожалели... Пытали, мучили... Триединый, дай сил выговорить... столько времени прошло, а я до сих пор не устаю просить: пусть они умерли легко и быстро. А ведь многие так и не нашли покоя на родной земле. И никто не узнает, где их безымянные могилы.
Так-то оно так, но слова друга не приносили успокоения. Наоборот, прошлое поднялось из глубин памяти и подошло так близко, что Вечу начало казаться, будто война приключилась вчера. Бесы одолели, не иначе. И единственный выход - забыться. Утопить воспоминания в сахше, и чем больше принять спиртного, тем лучше.
Он не жалел ни о чем. Потому что мстил за свою страну, за близких и родных. И ему не было дела до амодарских судеб. Но мертвые не давали о себе забыть. Совсем некстати выбрались из закоулков памяти и лишали сна и покоя.