Божечки мои, какая мне елка! Мне бы показали кроватку, на которой прилечь, свернувшись калачиком – и вот оно, счастье. Кстати, а кроваток-то я тут и не приметила. И дивана в гостиной нет. А в той комнате, которая, предположительно, спальня, мы так и не побывали. Попросить определить меня на ночь – неловко как-то, вон как Алексей Георгиевич с елкой старается. Притащил откуда-то кованую металлическую подставку, три здоровенных фанерных ящика. Наклоняюсь, рассматриваю. Судя по синим буквам на крышке и осколкам сургучных печатей, в них когда-то отправляли посылки. Читаю адреса: Москва, Душанбе, Владивосток.
- Алексей Георгиевич, какие у вас ящики раритетные, по ним географию изучать можно!
Доктор тем временем вынырнул из спальни с банкеткой и аккуратно сложенным клетчатым пледом:
- Не-не, особо наклоняться сегодня не стоит. Устраивайся-ка вот тут, в кресле, будешь игрушки старинные разбирать. А ящики самые обыкновенные, в таких подарки раньше к каждому празднику отправляли по почте.
Алексей Георгиевич усадил меня в кресло, уложил ноги на банкетку, как маленькой подоткнул плед, а рядышком, на табуретке, водрузил первый ящик. Я сунула в него нос – и ахнула:
- У меня в детстве точно такой же фонарик был! Давно разбился, но я его хорошо помню! А вот такие шары у родителей до сих пор на елке висят! А это что, необыкновенное что-то!
- Это часы такие, видишь – циферблат, стрелки. Дядя из ГДР привез, он там служил. Вот этот ящик, из Душанбе, тоже, кстати, его. Он военным был.
Доктор тем временем обтесал ствол у елки, обрубил пару нижних веток, водрузил зеленую красавицу посреди гостиной и снова куда-то исчез.
Вернулся довольно сконфуженный, с бумажкой в руках.
- Оль, а ты ведь права была насчет спартанского мальчика.
- Что, в Википедии не забанили? – подначиваю я.
И он прищуривает глаза, смешно морщит нос, прямо как мальчишка, открыто смеется вместе со мной:
- Ну да, понты прогнать не удалось, поделом мне. Мобильной связи и тут нет, но у меня инет стационарный, вот пароль от вай-фая, - протягивает бумажку. - Тебе ведь наверняка сейчас мессенджеры пригодятся.
Я покачала головой – спасибо, конечно, но в соцсети сегодня совсем не тянет. И сон мой как рукой сняло. Эти чудесные ящики из-под старинных посылок – просто клад! Я достаю игрушки одну за другой, разглядываю, глажу пальцем старое стекло. Есть среди них те, каких я в жизни не видела, они наверняка меня старше. Сколько новогодних праздников они пережили, какие дети наряжали ими елку, водили вокруг хоровод, а после зимних каникул снимали украшения со ставших колючими и ломкими веток, укладывая обратно на слой мелко нарезанной бумаги – бережно, чтобы сохранить для следующих поколений...
На дне последнего ящика закопана в слое бумажной «лапши» небольшая коробка. Открываю ее осторожно, с ощущением, что в ней – что-то особенное, чудесное. И точно! Невероятной красоты сердце из тончайшего стекла – алое, с матовым, будто бархатным покрытием, на нем дорожка из прозрачных мелких стразов, какие-то серебряные узоры. Ахаю:
- Какое красивое! А можно, я его сама на елку повешу, Алексей Георгиевич?
- Конечно же, можно, - улыбается он. Выпутываюсь из объятий пледа, присматриваю крупную ветку, пристраиваю игрушку на самом видном месте, любуюсь. Неожиданно ощущаю прикосновение руки на своей талии, близкое дыхание возле шеи.
- Это парная игрушка, - шепчет мужчина, легонько касаясь губами моего уха. Его рука скользит по спине, затем таким же невесомым, ласкающим движением направляется к правой ладони, переплетает и слегка сжимает мои пальцы. Он пристраивает на колючей ветке еще одно стеклянное сердце – точно такое же, только синее. Ему неловко действовать одной правой, и я, не размыкая наших переплетенных пальцев, помогаю ему своей левой рукой. Мне волнительно, внутри под ребрами что-то мелко дрожит, и я понимаю, что между нами происходит нечто очень и очень важное.
16. Слишком быстро
Доктор поворачивается лицом, смотрит мне в глаза, а я разглядываю его, как будто вижу впервые. Все те же прямые брови, серая радужка, легкие лучики морщинок в углах глаз, тонкие губы… Еще утром этот мужчина был для меня посторонним доктором, а сейчас что-то в нем меняется. Или во мне?
Не отрывая взгляда, он заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос, кончиками пальцев проводит по щеке – по тому же месту, где еще утром мучил меня больной зуб. Пальцы скользят по шее на затылок, он притягивает к себе мою голову, не отрывая взгляда, нежно целует. Закрываю глаза, прислушиваюсь к своим ощущениям. Верхняя губа и половина нижней по-прежнему заморожены от укола, но оставшийся прежним островок кожи, кажется, обладает сверхчувствительностью. Меня трясет от этого легкого, бережного прикосновения чужих губ. Мужчина целует мою переносицу, прикрытые веками глаза. Надавив сильной рукой на затылок, притягивает к себе, обнимает крепко, слегка покачивая в объятиях.