Но, разумеется, как господин Гармонии я был обязан порадовать наследника и потому покорно склонился и еле слышно выговорил:
- Безусловно, вы правы. Я всего лишь наложник моей госпожи и... И моё положение – вовсе не моё решение.
Ничто не разъяряет господ сильнее сопротивления и равнодушия к боли. Я быстро усвоил эту нехитрую истину, поэтому всегда показывал, что мне плохо. Помогал и нехитрый трюк – распахнутые глаза. Стоило уставиться в одну точку и не моргать, как на глаза наворачивались слезы. Как правило, при виде слез желание продолжать у господ пропадало.
Сквозь занавесь волос пробилось удивленное лицо принца Чана.
- Ты что, плачешь? – недоверчиво уточнил он, словно растерявшись.
Я выпрямился и сложил губы в улыбке, оставив взгляд пустым и равнодушным. Это всегда производило впечатление на тех, кто желал задеть меня, и они уходили с глубоким убеждением, что причинили мне невыносимую боль.
- Нет, мой принц. Вы сказали правду. Это не причина для слез, - проронил я, опуская ресницы. Влага дрожала в уголках глаз.
Глупцы не знали, что настоящую боль причиняли не слова, а люди. Мои глаза на самом деле были сухими. Они уже давно были сухими. Своё низвержение я уже оплакал. Оно лишь служило ширмой, прикрывая главную слабость – надежду на освобождение.
Отточенная годами уловка не подвела. Вся ярость испарилась. Взгляд у принца Чана стал странным, трудноопределимым.
- Так что ты там хотел предложить с передачей ян? – уже намного миролюбивей, как будто бы даже извиняясь, спросил он.
- Всего лишь предположение, - ответил я, выпрямившись и засунув руки поглубже в рукава. – Не стоящее внимания и ничем не обоснованное.
- Ты что-то говорил про спину и свои руки, - вдруг уперся принц Чан.
Я осторожно согласился, и надменный кивок, которым меня одарили в ответ, мне совершенно не понравился.
- Хорошо. Я пришлю к тебе моего телохранителя – обучи его, - велел принц Чан.
Меня на пару мгновений накрыла паника. Я был господином Гармонии! Поделиться искусством передачи жизненных сил, обучить другого, чтобы меня сместили с должности и низвергли до положения обычной постельной игрушки? Лучше сразу принять яд, не сходя с этого места!
Потом пришло отрезвление. Телохранитель – человек из хорошего рода, слуга, приближенное лицо, а не раб. И у него не было таких способностей, как у меня. Его не будут использовать как господина Гармонии.
- Как прикажете. Но позволю себе заметить, что для искусства гармонизации в человеке должна быть искра таланта и большая жизненная сила. Воин не обучится за короткое время, - предупредил я и пожал плечами. – Возможно, мой способ и не работает вовсе, ведь я придумал его лишь этой ночью и не проверял на других.
- Значит, сейчас проверишь, - спокойно ответил принц Чан. – Сейчас придет постельничий. На нем и проверишь.
Я на миг отвернулся к окну. Нет, это понятно, что для наследного принца чужой наложник – вещь неприкасаемая, грязная и вообще фу, но это был уже перебор даже для моего терпения. Вот кого, а постельничих я обслуживать не намеревался!
- Мой принц, позвольте спросить, разве блюда с семейного стола Сына Неба отдают простым смертным? За что вы так жестоко со мной обходитесь?
Принц Чан смешался. Я заглянул ему в глаза с немой мольбой, всем своим видом показывая, что готов выполнить любой приказ, и замер в ожидании ответа.
- И правда. Ты же не мой наложник, а тетушки Сайны, - спохватился принц Чан, лицо у него стало напряженным. – Ладно, - наконец, решился он и, вздохнув словно перед прыжком в ледяную воду, потянулся к рубахе. – Так и быть. Всё равно тетушка будет проверять… И только посмей коснуться чего-то еще!
Он исподлобья стрельнул взглядом, уселся на край постели и повернулся ко мне обнаженной спиной.
- Мой принц, - крайне озадаченный таким внезапным поворотом, я раскашлялся. – Прошу прощения… Не могли бы вы собрать волосы?
Мне вновь достался короткий испепеляющий взгляд. Принц засопел, но неохотно послушался и собрал волосы в пучок, закрепив его нефритовой шпилькой.