Я был готов визжать, как тот поросенок, которого зарезали в честь выезда императорской семьи. Мир бил по всем органам чувств, он оказался слишком огромным, слишком шумным, слишком диким, слишком… Всё слишком для такого крошечного и слабого меня. Я не справлялся и тонул во впечатлениях. Задыхался.
И это было прекрасно.
Это было то, что я хотел.
Если бы сейчас госпожа Сайна остановила повозку и казнила меня самым жестоким образом, я был бы рад, что это случилось здесь, посреди горных просторов, за пределами дворца. Но шел второй день, а никаких покушений на меня не было. Я не обольщался и не верил в прощение госпожи. Отсрочка лишь означала, что месть будет более продуманной и злой. Отравление или тайный убийца? Я склонялся к отравлению. Впрочем, госпожа умела удивлять…
Мы выехали за пределы бамбуковой рощи, и стало видно, что мы спускаемся с горной вершины в речную долину. За краем дороги начинался склон, а за краем, подпирая собой небеса, раскинулась горная гряда, словно огромный дракон прилег отдохнуть да так и забылся сном, покрылся землей, пророс зеленью. Из его тела полилась вода, наполнив всё вокруг реками и озерами, и смертоносный дракон забыл о движении, боясь потревожить пришедшую к нему жизнь…
Я приник к окну, как никогда желая выскочить из повозки. Застыть бы там, на том самом месте, любуясь видом весь день, а лучше – два, пока не насытится взгляд… Повозка качнулась, на неё упала тень, еще миг – и деревья скрыли от меня великолепный вид горной гряды.
Я откинулся на сиденье, не удержав разочарованного вздоха.
- Вся природа открыта душе восхищенной моей! Как чудесно вокруг, но зачем это мне одному! Я на горы смотрю, забывая о мире людском. И в прозренье глубоком не помню уже ни о чем[1], - негромко произнес заклинатель Лао.
Но рассматривал он не пейзаж за окном. Изучающий взгляд не отрывался от меня. Я, смутившись, поправил рукава и выпрямился.
- Прошу прощения, господин... э-э… Учитель. Красота гор была скрыта от меня так давно, что теперь ошеломляет.
- Да, вы упоминали, что были лишены этого целых десять лет, - сказал Лао.
От его взгляда мне стало неуютно, и я не постеснялся это показать, неловко поерзав и кашлянув. За время рабства госпожа Сайна стала мне почти родной, так хорошо я изучил её привычки и повадки. Принц тоже не выбивался из представлений о господах. А вот Лао мало того, что был заклинателем, он стал моим учителем. Да, это предполагало определенные обязательства с его стороны. Да, заклинатели были известны своей высокой духовностью, моралью и чистотой. Но даже снег не может быть всегда чист. В остальном Лао пока оставался темной лошадкой. И мне следовало бы потратить время не на любование миром, а на изучение Лао.
За окном вновь открылся восхитительный вид, на очередном повороте мы вспугнули стаю птиц.
Я глянул на них и усилием воли приказал себе повернуться к господину Лао.
- …Я слышу шум ветвей дряхлеющего леса. К сияющей луне свой поднимаю взгляд, но красота небес и эта даль лесная от одиноких дум меня не исцелят, – после недолгого раздумья прочитал я и мягко улыбнулся. – Ланьюнь[2].
- Сейчас поэзию Ланьюня редко встретишь за пределами его школы! - удивился Лао. – С точки зрения простых смертных его словам уже давно следовало прорасти травой. Ты, видимо, не пренебрегал образованием.
- Слова на то и слова, чтобы найти поклонника сквозь пространство и время, учитель, - ответил я. – Пожалуй, меня можно счесть таковым.
- Поклонник свободолюбивых стихов? Это много о тебе говорит, - хмыкнул заклинатель.
В его тоне послышалось нечто такое, что губы сами выговорили дерзкий ответ:
- А разве мне следует что-то умалчивать от моего учителя?
В последний момент я успел смягчить тон и улыбнуться, сведя всё к поддразниванию, и Лао улыбнулся в ответ.
С заклинателем в отсутствие принца следовало быть во сто крат осторожнее и мягче!
За эти дни к портрету заклинателя Лао добавилась пара дополнительных штрихов, однако ничего примечательного о нем я не узнал. Принц Чан всё время был рядом и даже занимались мы в его присутствии. К откровениям это не располагало.
Что до моих успехов…
На первом занятии мы изучали медитацию. Я, как и велел Лао, сел на циновку, скрестил ноги, выпрямил спину и погрузился в созерцание своего дыхания под мерный успокаивающий речитатив. В воздухе плавал дымок благовоний, за окном шелестел ветер, принц Чан лениво перебирал шелковые свитки…