— Ты его оставь, Петюш. Не расколоть. Вишь, он какой крепкий.
— А я что — слабак? — И Петька, собравшись в единый комок мускулов, с натугой поднял чуть повыше головы топор с чурбаком, развернул обухом к земле и ударил в пень, на котором кололи дрова. К Петькиным ногам легли сучковатые половинки.
Часть наколотых дров Петька отнес в дом, оставшиеся сложил в коридоре. Матери хватит их дня на два. Мелькнула мысль сходить к деду Авдею, он, наверно, дома. Как бы он не вспомнил про лед у колонки! Петька забыл поколоть его. Надо ночью, чтоб никто не видел. А что, если сейчас?
Петька открыл калитку, посмотрел, нет ли кого у колонки, помялся в нерешительности, затем схватил приставленный к воротам лом и побежал колоть лед. Частыми, торопливыми ударами взламывал он труднопреодолимую для деда Авдея «высотку». Острые пласты льда, которые мешали работать, Петька отшвыривал ногами.
— Давно бы так, внучок! Не все шалопаем быть. Вот и за ум взялся.
Бабка Матрена, поставив ведра и уложив на них коромысло, выжидающе стояла за спиной Петьки.
— Не за ум, а за лед.
— А я иду и думаю, — усаживаясь на перевернутое ведро, начала рассуждать бабка Матрена, — кто это нашу колонку обхаживает? Нанялся али как?
— Угадала. По рублю со двора.
— Ишь какой прыткий, за деньги-то. За такую-то уймищу и я смогу. Каждый день али как?
— По средам и пятницам, — продолжая торопливо скалывать лед, ответил Петька.
— Везет тебе, Петька, пра, везет, — с завистью всплеснула руками бабка Матрена. — У нас, поди, к етой колонке, никак, дворов сорок ходят. Деньжища-то какая!
— Оно ничего, да отец ругается, — бодро ответил Петька, скосив взгляд на обратившуюся в слух бабку Матрену. — Говорит, стыдился бы стариковским делом заниматься.
— Пра, внучок! Святые слова отцовские! — Бабка Матрена приподнялась в напряжении и подумала: «За такие-то деньги все лето аржаным хлебом порося кормить и кормить». — Ты уж уступи место, внучок, старухи ради! — просительным голосом запричитала она, подступаясь к Петьке.
— Тяжело-о!
— Нешто не справлюсь? — И руки бабки Матрены жадно ухватились за лом.
— Тогда коли, — как бы милостиво, но с неохотой согласился Петька. — Зарплату у дяди Феди Погорелова получать будешь. Утром, в понедельник! — уже на ходу крикнул он через плечо, некоторое время с усмешкой наблюдая, как бабка Матрена старательно ворочает тяжелым ломом.
Петька смело постучался в дом Новоскольцевых. Он знал, что в нем, кроме деда Авдея, никого нет, мать и отец Любки на работе, а сама она в школе. Дверь открылась не сразу. Петька ждал долго, пока не услышал шаги в коридоре и сухое знакомое покашливание. Заскребся крючок в петле, и в приоткрытую дверь высунулась седенькая голова деда Авдея.
— Как здоровье, дедуль?
— Да хожу помаленьку. Ну, сказывай, хитрая бестия, зачем пришел?
— Про самолет узнать…
— Про какой такой самолет? — нахохлившись, переспросил дед и, чтобы поверней слышать, приставил к уху вздрагивающую ладошку.
— Ты же мне рассказывал. — У Петьки вкралось сомнение, не рассказал ли ему дед услышанную от кого-то историю. — Ну тот, что в пруд упал?
— Понятно, рассказывал, — удовлетворенно ответил дед Авдей и стал застегивать верхнюю пуговицу на рубашке. — Эх, как меня пронимает. Видно, помру скоро, Петька. В такое-то солнце тепла не чую. Заходи в дом.
— Дедуль, пока погода теплая, сходим на пруд, а?
— Это по какой надобности? — насторожился дед.
— Ты мне самолет покажешь. Где упал.
— Ну чего ты заладил с энтим самолетом? — вспылил дед. — Упал и упал… Мало ли нас попадало за войну-то, поди, и косточек не осталось.
— Дедуль! Ну, одевайся, я тебя на улице подожду, — продолжал нетерпеливо упрашивать Петька, легонько заталкивая в коридор деда Авдея.
Закрыв за ним дверь, он сел на крылечко и подумал, как было бы здорово найти самолет и узнать имя погибшего летчика. Может, у него родственники где и отец жив, такой же старенький, как дед Авдей. Вот здорово будет! А летчику в поселке памятник поставят, высокий белый обелиск с макетом самолета на вершине. И на крыльях звезды. А Петьке за это вручат путевку на поездку в Москву, в Музей Советской Армии.
— Слышь, Петька, — послышался за спиной дедов голос, — дорога-то, поди, заледенела, не дойти мне.
— Дедуль, я же с тобой.
Петька, придерживая за плечи деда Авдея, помог ему спуститься с крыльца и выйти со двора на улицу. Когда они уже шли по утоптанной вдоль забора тропке, Петька запоздало смекнул, что их путь проходит как раз мимо колонки, где трудится бабка Матрена. Поглядывая то на шаткие дедовские ноги, то на бабку, тыкавшую тяжелым ломом в ледяные надолбы, Петька с опаской ждал встречи. Предложить деду пойти на пруд другой дорогой он не решился, как бы совсем не отказался, но и представить, что дед Авдей пройдет мимо бабки, не перебросившись с ней двумя-тремя словами, просто невозможно.