Он мог спорить с ними чуть ли не до хрипоты, доказывая, почему Александр Якушев против канадцев играет лучше всех наших игроков, а с чехами или со шведами не очень блещет. Особенно нравилось Петьке спорить с пожилыми болельщиками: «А ты знаешь, почему ЦСКА… Много ты понимаешь!… Мне Харламов двоюродный брат!..» Тут уж за пренебрежительное «ты» на него никто из уважаемых дядей в каракулевых шапках не обижался, и не только не обижался — слушали с интересом. В такие моменты Петьке приятно было чувствовать себя взрослым.
Почти в хвосте очереди Петька увидел Андрея Самарина и со злорадством подумал, как он долго будет мучиться надеждой попасть на матч. Петька все еще не мог забыть драки с Самариным на крыше контейнера и случая, когда он так подло не поддержал идею поднять самолет со дна пруда.
— Привет!
Самарин оглянулся, заметил Петьку, но никакой радости от встречи не испытал.
— Привет…
— За билетиком мучаешься?
— За ним, — хмуро ответил Самарин, видимо не желая поддерживать с Петькой разговор.
— А я уже давно достал, — похвалился Петька.
— Тебе чего не достать, — подковырнул Самарин, — все двадцать четыре часа в сутки твои.
— А у тебя что? Полдня отслесарил — и домой. Малолеток.
— Полдня, да занят.
— А я день, — ответил Петька.
Ведь можно же считать, что Петька завтра выходит на работу, и на целый день. Он и сегодня сделал четыре платы, да не какие-нибудь там ученические, а настоящие, которые квалифицированные рабочие делают. Пытаясь казаться равнодушным, Петька заявил:
— Я тоже завтра на работу иду. На завод…
— На завод? — удивился Андрей. Он не поверил. Трудно было представить Петьку на заводе. Он уроки-то в школе не все отсиживал: или с последнего убегал, или сразу с трех, особенно если среди них были литература и русский.
Андрей вспомнил, как разбирали диктант Вьюна, в котором он столько запятых поставил, что с лихвой хватило бы на три диктанта. Вспомнил, как Петька пытался оправдываться, напоминая учительнице, что она рассказывала про интонационные знаки препинания у писателей. Вот Петька и наставил их с великой щедростью. Петька обиженно посматривал на учительницу и накручивал авторучкой вензеля вокруг объемистой двойки в тетради.
Андрей сообразил, что он нелепо улыбается, когда услышал задиристый Петькин голос:
— Один смеялся, да с носом остался!
— Да я не оттого, что на завод, — начал оправдываться Андрей. — Ты не злись, но я не пойму тебя: неужели работать интересней, чем учиться? Ну вот в наше время? Ну, в нашем возрасте?
— В нашем во-озра-сте? — протянул Петька презрительно. — На мне уже пахать можно, как говорит папан. А ты что, переломишься? Хотя… — Петька взглядом смерил Андрея с головы до ног и, хмыкнув, добавил: — Хотя такую былинку, как ты, и ветерком согнет.
— Это еще посмотрим, кого из нас. — Самарин обиженно заузил брови у переносицы, и его высокая, еще не окрепшая, по-юношески тонкая фигура ссутулилась, плечи подались вперед.
— Да ты не гнись, Андрюха! Чего ты! — Петька и не думал ссориться с Самариным и, когда заметил, что он слишком уж болезненно воспринимает его наскоки, как бы пошел на мировую: — Я о себе говорю. Я лучше целый день паять буду, чем химией заниматься или чей-то образ по литературе вызубривать.
— Разные мы с тобой.
— Ну и что? — не удивился Петька. — Мы же не буквари. Потому я и на завод иду, а ты не хочешь работать.
— Хочу… Но рано.
— Когда рано, когда поздно — один петух знает. Ну я пошел, а то так и опоздать можно. Привет…
— Привет, может, еще на трибунах встретимся…
— Может… — мирно ответил Петька и направился к центральному входу, нащупывая билет в кармане.
«А что, если отдать Андрюхе? Как не достанет билет — ему вовек не пройти», — остановился в нерешительности, обернулся, отыскивая глазами Самарина — стоит в очереди, на том же месте. Вернулся.
— Слышь, Андрей… — Правая рука то вытягивалась из кармана, то снова пряталась. Кончики пальцев крепко зажали билет. — Слышь, Андрей… Ты это, ну про лодку тому шоферу рассказал?
— Не про лодку, а про тебя.
— А чего ты ему говорил?
— Что деньги не твои.
— Своровал, значит, да? — обиделся Петька.
— Откуда я знаю! Не работаешь — не твои.
— А отец или мать дать не могут?
— Я с улицы слышал… как они тебе давали, — сдерживая усмешку, ответил Андрей. — Ты бы лучше сам ее сделал, чем покупать.
— Да?! — Петька весь напыжился, приподнял плечи и вытянул шею. — Пока я ее сделаю, пруд еще на метр илом зарастет! И потом мне в армию скоро. Через два года.