«Улыбайся, улыбайся! А лимонад у меня!» — подумал Петька. Он нарочно сел вполоборота к ней, посмотреть, как она будет реагировать, когда он начнет пить ее лимонад. Запрокинул бутылку над головой и пил прямо из горлышка, пока не услышал не очень уверенное, но достаточно настойчивое:
— Половину оставь.
И Петька оставил. Ровно половину. Вытер мокрый от лимонада рот и передал бутылку, ерзая от жгучего любопытства: как станет пить лимонад эта непонятная девчонка — из горлышка или по щучьему велению появится бумажный стаканчик?
— И не оставил бы, если б не попросила? — с некоторым удивлением проговорила девчонка.
— Может, и оставил бы, — неопределенно ответил Петька и стал ждать — вытрет она горлышко бутылки или нет? Ему почему-то хотелось, чтобы она не вытирала.
— А кто играет тринадцатым номером?
— У ленинградцев? — уточнил Петька. — Солодухин.
— Нет, не Солодухин, — не согласилась девчонка, всем своим видом давая понять, что она нисколько не верит Петьке.
— На, убедись, — подал тот купленную в фойе программку матча.
— И верно, Солодухин, — будто бы удивилась незнакомка и, к недоумению Петьки, аккуратно свернула из программки кулек, налила в него лимонаду и выпила.
— Ха, — усмехнулся Петька, — думаешь, жалко? Я уже все там наизусть знаю! Тебя как зовут?
— Эллой. Понял? Эллина.
— Вот это имя! Ты что, гречка?
— А ты манка, да?
— Хм, манка, — усмехнулся Петька, довольный тем, как ответила ему Элла. — Ты черная, имя у тебя греческое, ну и подумал… А я Петька.
После матча из дворца они выходили вместе. Было тихо и морозно. От мелких кристалликов снега, густо зависших в воздухе, при ярком электрическом свете серебрились дома, улицы с машинами и прохожими и островерхие пирамидальные тополя. А серебро все падало и падало с неба, и казалось, не будет конца этому задумчивому искристому дождю.
Элла смущенно жалась поближе к тополям, под их реденькую спасительную тень. Ей было приятно и тревожно, что Петька пошел провожать ее. Такого с нею никогда не случалось, если не считать, когда ходили в парк с одноклассниками или в кино. А сейчас рядом с ней идет совсем незнакомый мальчишка. Интересно, в каком классе он учится, в девятом, в десятом?..
— Элла! Хочешь, я тебе смертельный трюк покажу?
— Последний раз в сезоне? — улыбнулась Элла, и Петьке показалось, что несколько серебристых снежинок упали на ее глаза.
— Угадала.
Петька, должно быть, уже раньше заметил впереди накатанную темную ленточку льда. Он разбежался и с задранными вверх ногами заскользил по льду на руках. Ойкнул кто-то из прохожих, а Элла восхищенно захлопала. Петька ткнулся руками в снежный бугорок и ловко, через голову, вскочил на ноги.
— Опля! С вас, мадам, десять копеек! — И довольный Петька протянул Элле руку.
— За десять копеек я в кино могу сходить. Целых два часа смотреть буду.
— А ты… пойдешь со мной в кино?
— Я? — Элла удивленно посмотрела на Петьку.
Как это он так сразу! Они всего-то и знают друг друга несколько часов. И все же отказать Петьке не решалась: город большой, могут затеряться и никогда не встретиться. А он такой смешной и интересный… Петька… И все же Элла ответила не то, что думала. Задрав голову, она посмотрела на дом, к которому подошли, на ледяную дорожку, где Петька только что исполнил свой трюк, и сказала:
— Вот наш дом. Посмотри, какой он высокий! Мы живем под самым небом. Вон тот розовый балкон.
Петька запрокинул голову и среди множества балконов отыскал Эллин. «Вот это домина! Любопытно, а наш поселок оттуда видно?»
— Высокий! Если в окно прыгнуть, полчаса до земли лететь.
— А зачем прыгать? Все через дверь выходят.
— Когда папан в дверях стоит — выбирать не приходится.
— Значит, он недобрый у тебя, — с грустью сказала Элла и с жалостью посмотрела на Петьку.
Она не могла понять: как это можно прыгнуть в окно из-за отца? Ей казалось, что все папы приблизительно как у нее: рано утром уходят на работу, а когда приходят, немного ворчат, иногда разрешают сходить в кино и в основном сидят у телевизора или читают газеты.
— Он добрый, но вспыльчивый, — рассудительно ответил Петька. — Случается, под горячую руку…
Петька замолчал и стал ковырять носком ботинка снег под стволом тополя. Ему был неприятен разговор об отце.
«Работа у него тяжелая. Устает. Да и я ему нервы порядком мотаю». И Петька покосился на Эллу. Нет, она не поймет его отца. Даже Петька и тот не всегда понимает его. Трезвый отец хвалится своими заработками, а пьяный — ругает на чем свет стоит и свою работу, и дядю Федю, и себя. Вот почему, скажем, он не любит дядю Федю, а в гости приглашает? И начинают они соображать на двоих…