Климачов растерялся, он не знал, как ему следует поступать: подобной встречи Иван не представлял, выручила Лена. Удивление и испуг только мгновение жили в ее глазах. В следующий миг она подала Климачову руку и неожиданно, как бывает при знакомстве, назвала свое имя:
— Лена.
— Лена, — машинально повторил Климачов. — Хорошее имя у вас.
— Некоторые мужчины забывают даже любимые имена…
— Что с тобой сегодня, Лена? — не выдержал Калинкин, — он что, за всех в ответе? Мало ли что бывает. Хороша хозяйка, если вместо приветствия нотацию читает.
— Откуда тебе знать, может, я имею на это право, — с вызовом сказала Лена.
Климачов, чувствуя, что дальнейшие объяснения могут быть опасны, заторопился:
— Мне пора идти, товарищ капитан.
— Однако и ты сегодня со странностями, — недоуменно пожал плечами Калинкин. — Как будто кошка между вами пробежала, а вы едва познакомиться успели…
— Возможно, — неопределенно ответил Иван и, попрощавшись, пошел к выходу.
ГЛАВА 2
Командир полка после звонка на метеостанцию огорченно посмотрел в окно. Надежда на то, что ясная погода продержится хотя бы до вторника и они наконец-то разрешат молодым летчикам самостоятельные полеты, рухнула. И что за напасть такая: как воскресенье — ни облачка в небе. А с понедельника как из прорвы вплоть до субботы дождь хлещет. Третью неделю подряд. Один бы денек хороший! Один бы денек!
Вот и сегодня небо с утра наглухо забито провисшими почти до земли облаками. Но надежда еще есть: авось ошибется метеослужба, поднимется хоть на короткое время облачность…
Кажется, Константин Паустовский сказал, будто бы ожидание счастливых дней приятней их самих. Вот уж никак не согласишься с писателем! В авиации от ожиданий нервы не выдерживают. Ну писателю, может быть, и приятно такое ожидание, а командиру полка сидеть и ждать погоды никак нельзя.
…К стоянке самолетов подрулил зеленый автобус, из него вышли летчики, одетые в демисезонные куртки. Зябко, поеживаясь от пронизывающего ветра и негромко переговариваясь, они не спеша разошлись по своим местам. К крайней в самолетном ряду спарке подкатил «газик» командира полка Дуганова. Он готовился лететь на разведку погоды со своим заместителем подполковником Белогуровым. Пристегнув привязные ремни, он запустил двигатель. Из выхлопного сопла с ревом вырывались раскаленные газы. Подсушенный грунт напрягался и, не выдерживая богатырского дыхания двигателя, корчился, отрывался пластами и крошился в мелкую пыль. Было странно видеть в пасмурную погоду набухающую пыльную тучу над аэродромом.
Спарка будто нехотя оторвалась от взлетной полосы и через несколько секунд высоким килем коснулась разлохмаченной нижней кромки облаков. Она некоторое время держалась на одной высоте, затем нырнула в серую муть. Самолет сильно тряхнуло, потом еще и еще и затрясло так, что казалось, он не выдержит и развалится на куски.
— Я — ноль первый! Нижний край облачности… В облаках сильная болтанка. Продолжаю пробивать, — доложил Дуганов на командный пункт первые данные разведки.
— Поняли вас. Разрешаю пробивать облачность. Доложите высоту верхнего края, — ответили с КП.
Остекление кабины как будто облили жидким раствором цемента, и стало темно. Расслабленные на земле нервы напряглись до предела.
«Стареть начал, товарищ полковник, стареть, — с сарказмом подумал о себе Дуганов. — В таком-то полетике!»
— Не хватает луны, командир, — пошутил Белогуров.
Самолет по-прежнему часто и сильно вздрагивал, словно с ходу наскакивал на какие-то невидимые бугры и рытвины. Хотя бы на мгновение расслабиться, остановить самолет, подымить папиросой… Но не остановишь, не перекуришь и не расслабишься. На приборе скорости без малого две тысячи километров, а внизу — бездна…
Ровно и сильно гудит двигатель. Скорость не ощущается. Только свист турбины да вздрагивающие стрелки приборов напоминают о стремительности полета.
Девять тысяч метров, десять тысяч… Сколько же прошло времени от взлета? Так мало?! Десять тысяч двести — и ослепительное солнце резануло яркими лучами по глазам летчиков.
Дуганов опустил светофильтры.
— Я — ноль первый! Верхний край облачности десять двести. С тысячи метров наблюдается обледенение. Облачность плотная, десятибалльная, болтанка. Иду на посадку.