— Лена! — запоздало предупредил Калинкин.
А Лена с непонятным упрямством смотрела то на мужа, то на Кортунову. Должно быть, в этот момент ей было безразлично, от кого услышать упрек за свою несдержанность. Какая-то неосознанная, необузданная ярость проснулась в ней и бешено рвалась наружу. И уже не было сил удержать ее…
Нина Ивановна сделала чуть заметное движение, чтобы встать, но, видимо, что-то удержало ее. Она заговорила тихо, ни на кого не глядя:
— Очень многое фильтруется временем. В молодости, попав с мужем в отдаленное от городов место, я плакала от скуки и безделья, от грязи на улице и от низкого потолка в старом армейском клубе. Трудно было привыкнуть ко всему этому бывшей горожанке. Но привыкла. И не столько привыкла, сколько поняла всю важность и значимость своей жизни не просто как домохозяйки, а необходимой опоры мужу — командиру и защитнику Родины. Приходилось и работать, но я никогда не забывала о той неразрывной цепочке, которая связывает меня, мужа, его самолет и небо. Эта цепочка как электрический провод: оборви его — и лампочка погаснет…
Нина Ивановна говорила медленно, часто прерывалась, словно вслушивалась в свой слабый голос, утонувший где-то в глубинах души. Никто не останавливал ее, не успокаивал, и она говорила уже не для Калинкиной — для себя, утверждаясь в верности своего, по-видимому, нелегкого жизненного пути.
— …Ночью выхожу из дома на аэродром — дождь льет, в темноте шаг ступить боюсь. А он в это время летает. Не каждому дано летать в такую погоду. Небо выбирает их, а с ними и нас. И я, чуть успокоившись, ухожу с аэродрома. Иду, а сама тайком думаю: какое счастье, что завтра выходной день!
Нина Ивановна помолчала, затем подняла наполненные слезами глаза и тихо, не прощаясь, вышла.
— Нина Ивановна! — метнулась вслед за ней Лена. — Нина Ивановна! Я же не хотела… Ну правда же, Нина Ивановна! — Она остановилась в коридоре и закрыла ладонями лицо…
ГЛАВА 8
Климачов, как никогда, готовился к полету на воздушный бой с подполковником Кортуновым. Он должен доказать, что не новичок в погонах авиатора, а боевой летчик. «Прожженный истребитель», как называли замполита в полку, не терпел медлительных атак с зачетными очередями по цели и умел ценить точность и стремительность. Много великолепных летчиков, мастеров воздушного боя, вырастил он. При разборах полетов Кортунов умел подбирать краткие и точные выражения, избегая обидного нравоучительного тона. И его понимали как никого в полку. Иной раз полетит с кем-нибудь на проверку техники пилотирования, промолчит весь полет, а на земле, зная, что летчик еще в полете сумел исправить свои промахи, глянет на него, ожидающего «накачку», покурит и скажет:
— Ну как, понял?
— Понял…
— Ну раз понял, лети самостоятельно. — Повернется и словно нехотя побредет к следующей спарке, где его уже ждут для очередного контроля.
Климачов не боялся лететь с ним. Только очень уж не хотелось показаться слабаком, каким стали считать его многие в полку. Облокотись на крыло, Иван всматривался в небо, покрытое редкими белыми шапками облаков. Аэродром гудел и грохотал, взметывая к небу тучи пыли. Аэродром работал. Быстрые реактивные машины уходили в полет, возвращались с задания, заруливали на заправочную линию, где их поджидали пропахшие керосином техники. Час назад Климачов вернулся с полигона, распахав снарядами меловые силуэты бомбардировщиков. Руководитель полетов с похвалой отозвался о его атаке по наземной цели:
— Хорошо поработал!
Климачов уселся под крылом самолета и стал рассматривать карту района полетов. Скоро должен подойти Кортунов, минут через двадцать согласно плановой таблице он летит с ним на воздушный бой. Но кортуновского самолета на стоянке пока не было видно. По всей вероятности, Кортунов был в воздухе. Можно несколько минут отдохнуть, расслабиться. Климачов вспомнил, что прошло уже несколько дней, как он получил письмо от жены, а ответить так и не собрался. Все откладывал со дня на день, мысленно оправдываясь нехваткой времени. Ведь она не виновата, что в его жизнь опять вошла Лена, с которой он, казалось, расстался навсегда. Он даже не набрался смелости сообщить жене о новой квартире. А у нее скоро будет ребенок. Его ребенок… Как ни странно, в своих письмах она всего лишь раз упомянула об этом и больше ни слова. Как будто для него, Климачова, рождение ребенка было не событием, а будничным явлением. Видимо, она обижена, что он сам не проявляет особого интереса. И вообще, ее сдержанные письма настораживали, заставляли думать, что она о чем-то догадывается и терпит его только ради будущего ребенка…