На бронзовом лице лейтенанта остывала испарина.
— Летаешь ты неплохо, и я не удивлен, — начал Кортунов. — Смело, уверенно и… как умеешь. Так ведь мы с тобой договаривались? Помнишь?
— Помню…
— Но смелость, решительность в действиях и грамотное владение истребителем — это еще не все для боевого летчика. — Кортунов помолчал, а потом неожиданно спросил: — Прицельные очереди сделал?
— Да. Две… но за первую очередь не совсем уверен: из трудного положения вел стрельбу.
— В современном бою самая важная первая очередь, а вторая может пойти в тебя с вражеского истребителя. Ты же после первой атаки почти наверняка проскочишь цель и подставишь себя под прицел противника. — Кортунов достал пачку папирос, но закуривать не стал. — Первая половина боя мне понравилась. Особенно твой маневр на вираже. Прекрасен! Из трудного положения стрелял? Хорошо! Настоящий враг легко свою спину под снаряды не подставит. Ну а другая половина… Почему? Как ты думаешь?
— Товарищ подполковник, как вы оказались в конце воздушного боя так далеко от меня? Я же не заметил вас рядом…
— Я не атаковал тебя.
— Как «не атаковал»?! — с удивлением воскликнул Климачов. — Что я, не слышал команды: атакую слева, атакую справа!
— Правильно. Я подавал команды об атаке. Но тебе бы не следовало после них необдуманно показывать цирковое представление.
— Товарищ подполковник! — снова воскликнул Климачов. — Но где же вы были в это время?
— Мне оставалось наблюдать за тобой с безопасного расстояния, — развел руками замполит.
Климачов почувствовал, как загораются щеки, наливаются жаром. Какой же он летчик! Ни разу за воздушный бой не оглянулся назад! А стоило хотя бы раз оглянуться — и хитрость замполита была бы разгадана.
И лейтенант подавленно опустил голову.
— При всех недостатках воздушный бой ты провел все же хорошо. Запомни, Климачов, одну из главных заповедей воздушного боя: ни на секунду нельзя терять из поля зрения самолет противника. Иначе будешь побежденным.
Климачов тоскливо посмотрел на Кортунова и ничего не сказал. Кортунов тоже молчал, затем переложил гермошлем из правой руки в левую и посмотрел на небо.
— На рыбалку завтра поедешь?
— Нет, не люблю рыбалку. Терпения не хватает.
— Шаль, — ответил Кортунов. Было непонятно, сожалеет ли он, что так нетерпелив Климачов в рыбацком деле, или просто из-за того, что не едет на рыбалку. — Жену вызвал?
— Сегодня телеграмму пошлю.
— Вот и хорошо. Вот и ладно. Ну что ж, иди отдыхай. — Замполит пожал руку Климачову и тотчас почувствовал, как все тело наливается усталостью…
Перед дверью своей квартиры он остановился, чтобы хоть немного успокоить неприятный зуд в ногах — ныли старые раны, полученные при аварии самолета. Кортунов хотел по привычке нагнуться и потереть натруженные икры, но, услышав шум шагов на лестничной клетке, стараясь не показывать усталости, вошел в квартиру. Возле открытого окна, выходившего на аэродром, стояла жена.
Нина Ивановна оглянулась, внимательно посмотрела в лицо мужа и укоряюще сказала:
— Ты снова много летал.
— Ну что ты, Нина! Больше положенного медицина не позволит.
— Тебе бы и поменьше можно, — глядя в осунувшееся лицо мужа, озабоченно проговорила Нина Ивановна. — Поберег бы себя, немолодой уж. Скоро на пенсию.
— Сынишка где?
— Где ж ему быть? На улице футбол гоняет. Я ему по контрольной сегодня двойку поставила, при всем классе ошибки его разобрали. Так ему, видишь, не понравилось, демонстрацию устроил! Поговорил бы ты с ним.
— Пусть играет. Не стоит отчитывать по этому поводу. Поставь еще одну двойку — и кончится демонстрация.
— Если заслужит.
— Разумеется.
— Иди на кухню, умойся. Я воды нагрела.
Освежившись, Николай Васильевич подошел к жене.
— Хотел сегодня на рыбалку сходить, да расхотелось.
— Обойдешься без рыбалки, этот выходной с семьей побудешь. То рыбалка, то мероприятия — совсем тебя дома не вижу! — добродушно заворчала Нина Ивановна.
— Будто ты на своей работе в школе обходишься без мероприятий.
— Не обхожусь, конечно. Но завтра — никуда.
— Никуда так никуда. — Николай Васильевич сел на диван и стал разбирать газеты. Он бегло просматривал страницы и, отыскав нужное, читал. Читал долго, низко склонившись над газетными колонками, лицо его то оживлялось, то хмурилось. В дверь постучали.
— Войдите.
Пришел Белогуров.
— Не помешал?
— О чем говоришь, Вадим. Проходи! — гостеприимно пригласила Нина Ивановна с доброй и печальной улыбкой. Белогуров знал: не всегда так печально улыбалась Нина Ивановна. Он прожил в дружбе с этой семьей много лет, Помнит и тот случай, когда Кортунов, спасая новый реактивный истребитель, рискуя жизнью, посадил его на хлебное поле. В тот день кто-то переусердствовал, пустил слух по гарнизону, будто Кортунов разбился. Кортунова, тяжело раненного, увезли в госпиталь, а за ним пришлось увезти и жену.