— И пока не летчик! У него, видите ли, кулаки сжались. Подумай, не тут ли твой указательный сработал? Конечно, тут, можешь не отнекиваться, — уверенно заявил Калинкин. — Бомбы не цветочки, их где попало рассыпать опасно!
К самолету подбежал запыхавшийся помощник дежурного по полетам.
— Товарищ капитан! Подполковник Белогуров лейтенанта Климачова на КП вызывает!
— Не держу, пусть идет.
— Крепись, друг, — посочувствовал помощник. Он-то знал, что ожидает Климачова. — Перекрестись для храбрости и молчи. Кайся чаще, голову не задирай — может, и обойдется.
— Обойдется! Без авиации, — горько усмехнулся Климачов и в одиночестве побрел на КП.
Калинкин в сердцах саданул кулаком по дюралевой обшивке крыла: впереди ожидались неприятности не только для него и Климачова, но и для всего звена, которому теперь уже никакими судьбами не завоевать звание отличного. О внеполигонном бомбометании узнают в штабе округа, и выговоры посыплются как из рога изобилия. Естественно, работа такая: каждый отвечает за всех и все за каждого. Могут снять и с должности командира звена. Но не это страшно. Страшно заработать репутацию командира, которому нельзя доверить воспитание молодого офицера и летчика.
Калинкин снял высотный костюм и направился в душевую, в небольшое строение из дюралевых трубок и брезента на окраине аэродрома.
Теплая вода смыла с тела солоноватый пот, но облегчения не принесла. На душе было скверно, как после ссоры с хорошим другом. Может быть, оттого, что допустил ошибку в полете с Климачовым. Надо же было сорваться с этими командами!
В конце летного дня командир полка сказал перед строем летчикам:
— Сегодня в полку чрезвычайное происшествие. Лейтенант Климачов произвел внеполигонное бомбометание. Причину будем выяснять. Взрыв бомб вне полигона не делает чести не только Климачову, но и всем нам. Техника подвела? Маловероятно. Если даже техническая экспертиза и подтвердит это, все равно вина Климачова не будет вызывать сомнений. Потому что он обязан был проверить еще до полета свой истребитель.
Уходя после построения, Климачов слышал за спиной неприятные разговоры и возгласы:
— Как это у него?
— Да, наверно, нервишки подвели.
— От неопытности.
— Всю жизнь учимся. С кем он летал?
— С Калинкиным…
— Надо же!
Идти в офицерскую гостиницу было тяжко, и он до темноты бродил по городку, стараясь не попадаться никому на глаза.
На другой день вечером состоялось партийное бюро полка.
Климачов старался выглядеть спокойным, хотя бы внешне, но это ему плохо удавалось. Даже перед полетом с Кортуновым на воздушный бой он не испытывал такого волнения, как в тот момент, когда увидел перед собой сдвинутые столы под зеленым сукном. Лица сидевших были строгие и вопрошающие, грустные и непроницаемые.
— Садись, Климачов. — Кортунов указал на свободный стул. — Расскажи нам, как у тебя получилось с внеполигонным бомбометанием.
Климачов ощутил вдруг удивительное спокойствие, какое обычно приходит лишь после изнурительной работы. И все-таки, даже несколько успокоившись, он прекрасно понимал, что чувство это обманчивое и сейчас его судьба во многом зависит от того, как он будет себя вести. Но отделаться от равнодушного состояния Климачов уже не мог. После чрезвычайного происшествия, от которого его отделяло менее суток, в нем успело все переболеть и перегореть. И вот сейчас от него ждут чего-то. Объяснений, наверно. А что он им может объяснить? Повторить догадки Калинкина? Конечно, предположения командира звена и ему теперь кажутся наиболее верными. Но какая теперь разница: объясняй не объясняй — все одно: сейчас партийное взыскание, а после на землю спишут. В лучшем случае на какую-нибудь каракатицу. Перевалить часть вины на Калинкина? Да-а… Некого винить, кроме самого себя. Нервы должны быть крепкими, Климачов! Нервы!
— Ошибся я.
— Вот и расскажите партийному бюро, как вы ошиблись, — попросил один из членов бюро.
Климачов долго молчал, уставившись в пол.
— Разрешите войти!
В дверях показался капитан Калинкин.
— Я думал, меня пригласят, — угрюмо проговорил он.
— Пригласим и тебя, — многозначительно ответил Белогуров.
— А сейчас?
— Мне кажется, — перебил командир первой эскадрильи майор Ушаков, — капитану Калинкину есть что сообщить нам. Я вас так понял?
— Я для этого и пришел.
Капитан Калинкин, хотя и сбивчиво, рассказал о полете на полигон, о своих командах и, глядя на Кортунова, попросил: