Оксана Федоровна тяжело вздохнула. Она окинула Антона оценивающим взглядом.
– Зайдите в дом. В ногах правды нет.
– Благодарю.
Антон оказался в просторной гостиной, где был большой диван, ковер, широкоэкранный телевизор, журнальный столик. Вся мебель была выполнена в египетском стиле, так что превалирующими цветами были желтый и черный. Изящно, – подумал Антон.
– Присаживайтесь. Чай, кофе? – поинтересовалась хозяйка.
– Кофе, если можно.
Тем не менее, от Антона не скрылся тот факт, что вещи и мебель выглядели будто бы нетронутыми. Дух болезненной чистоты витал в воздухе. Антону показалось, что в этом доме не живут. Только существуют, день ото дня.
Оксана Федоровна вернулась с подносом в руках. Убрала с журнального столика записную книжку в твердом переплете(которая чисто в эстетическом плане приглянулась Антону) и ручку. Поставила поднос на журнальный столик. Чашка кофе для Антона, примостившегося на диване, а для себя – чашка с крепким на вид чаем. Приятный аромат в неожиданной смеси распространился по гостиной.
– Вы хорошо знакомы с моей дочерью? – спросила хозяйка дома, усаживаясь в кресло.
– Не то, чтобы хорошо. Мы учились вместе в школе. Так получилось, что я больше знаком с ее коллегами. С коллегой. Мир тесен. А Женю я помню хорошей девушкой. С крепким внутренним стержнем.
– Этого у нее не отнять. Упорством и, простите за грубость, твердолобостью она пошла в отца. Полезные качества для современного человека. Она ведь могла сейчас спокойно работать в крупной компании. Не носиться по салону самолета, выполняя поручения всяких там мерзких типов, которые с билетом в экономический класс чувствуют себя арабскими шейхами. Но нет! Она захотела почувствовать небо.
– Бежала за своей мечтой?
– Да, наверное. И все равно, я не могу понять: в чем ваш интерес?
Антон кивнул, чуть улыбнувшись. В ту секунду он взвешивал, насколько уместной будет правда в рамках этого разговора. Вступив на путь лжи, нужно было оставаться начеку.
– Я знаком с той самой коллегой, с которой Евгения поменялась рабочими сменами. Это непросто для моей знакомой, жить с пониманием того, что… ну, это же все чистая случайность. Я просто хочу суметь поддержать ее в нужный момент. Она близкий мне человек.
Оксана Федоровна молча смотрела на своего собеседника. Чуть дрогнула ее нижняя губа. Нет, она не была похожа на тех женщин, что могут пуститься в слезы неожиданно. Строгие брови. Он прослезилась бы после того, как Антон покинул ее дом.
– Вот как, – Оксана Федоровна сделала глоток чая. – Случайности. Знаете, ведь нет такого слова, которое характеризовало бы родителя, потерявшего своего ребенка. И чувства, которые он испытывает, невозможно передать. Каждый день, с момента исчезновения самолета, я все больше и больше пропитываюсь этими чувствами, – она сделала паузу. – Я должна сказать вам спасибо. Вы даете мне возможность выговориться. С тем журналистом я не могла из себя ничего выдавить. Странно.
– Станет лучше, – скрепив руки в замок, сказал Антон. – Не то, чтобы все пройдет, но непременно станет лучше.
– Я живу одна в огромном доме. Не думаю, что мне станет хоть немного лучше.
– А ваш муж?
– Мы с ним в разводе. Видимо, я слишком поздно поняла, что мы не подходим друг другу характерами. Женя пошла характером в него. И, знаете, Антон, о чем я больше всего теперь жалею? О том, что не понимала ее раньше. Если есть хоть какая-то малая возможность того, что она жива, я растопчу все свои принципы. Они отобрали у меня мою дочь.
Антон кивнул в знак понимания. Кофе показалось ему хорошим. Он думал о том, что оно, вероятно, приготовлено в кофемашине. Было ли ему наплевать на чувства другого человека? Вполне возможно. Все же, первостепенной причиной его поисков стало отсутствие темы для новой работы. Но неужели он все положил на алтарь творчества? Он и сам не знал ответа, потому и старался привыкнуть к себе, такому безразличному к чужому горю. Да и если углубиться в саму проблему, то станет ясно, что горевать нужно не по одному человеку, а по всем, кто был на борту. Всем, кто приходился кому-то родственником, хорошим знакомым, коллегой или любовником. А это уже невыносимая для человеческого сердца боль. Настоящая скорбь убивает организм, словно яд.
Тем не менее, Антон прекрасно играл свою роль.
– В интервью, которое вы давали, говорилось о письме…