– Что ты такое говоришь? Неужели ты не думаешь, что все может быть по-другому?
– Думаю. Даже знаю. И чувствую это. Но только боюсь. Боюсь этого самого будущего. Однажды я уже думала, что все хорошо…
Губы их тянулись друг к дружке. Тянулся рассмотреть каждое новую морщинку на лице, каждое изменение влюбленный взгляд. Неловким движением рука скользнула под влажную футболку. По телу пробежался приятный холодок.
Тяготящие мысли ушли в сторону. То был временный эффект, который дает паре людей занятие любовью. Кто-то ищет в этой удовольствие, кто-то – наслаждение. Не стоит путать эти понятия. От правильно расставленных приоритетов в жизни многое зависит.
Обнявшись, они лежали на кровати. Было тесно и, надо сказать, не столь удобно, но Алине было все равно. Положив голову на его грудь, она дала волю пальцам прогуляться по телу бывшего мужа. Немного поиздеваться над ним.
– Ты все такая же шалунья.
– Старые привычки не уходят полностью.
Воздух был сырым и будто бы тяжелым. Казалось, что он накапливался в легких, оседал на пористой основе их, чтобы потом выйти вместе с потом и слюной во время очередного сближения липких тел.
Ближе к утру они уснули. Когда солнце лишь кралось за вершинами деревьев к своему обыденному дневному месту обитания, они оба сомкнули глаза, чтобы проснуться в объятиях друг друга через несколько часов. Сварить кофе. Приготовить яичницу. Позавтракать на природе, сидя на застеленных тряпками лавочках.
Она улыбалась во сне. Ей снилось что-то. Возможно, то будущее, о котором она стала мечтать. Обыкновенное земное будущее. Но, как любой другой человек на этой планете, она не могла ничего знать наверняка. Бог смеется, слушая наши планы. Смеется судьба. Смеются вечность и красота, потому что мы, люди, порой так самонадеянны, так сильно влюблены в собственные иллюзии, что уже и не можем отдавать себе отчет в действиях. Мы бежим к своему счастью так, будто ждет оно нас в обернутой подарочной бумагой коробке. Счастье в моменте. Возможно, Алине как раз снился тот самый момент.
***
Утих вчерашний ветер. На озере было спокойно. Ровная гладь холодной воды принимала небольшую лодку и мерно двигающиеся весла. Алексей умело вел лодку к небольшому островку, что был расположен по центру озера.
Алина смотрела на него, порой с улыбкой, порой с крайней задумчивостью. До сих пор она не могла свыкнуться с мыслью, что все это происходит в реальной жизни. Нереальными казались ей и это озеро, и эти весла, будто бы приводимые в движение каким-то совершенным механизмом. Будто и сам Алексей был лишь частью хорошо спланированной игры, в которой ей, увы, суждено было проиграть. Она была персонажем, чужой фантазией, и осознание этого, приходящее так же болезненно, как и лезвие ножа, протыкающее человеческую плоть, обволакивало ее мысли. И, все же, она была счастлива.
Все так же рыбачил на пристани мужчина. Казалось, будто он не покидал это место с прошлого дня. Сидел все в той же позе, на том же самом месте. Алина вспомнила про ту решетку, что видела в больнице, где умирала ее мать. Вспомнила про плюшевого медведя, что был найден посреди пустыни. Все это принадлежало какому-то другому миру, который она, как бы ни старалась, увидеть не могла.
Плюшевый медведь внимательно наблюдал за тем, как Антон надевал рубашку. Игрушка, которую она когда-то давно подарил жене. Вероятно, в самом начале их отношений. Тогда, когда он лечился от душевного своего недуга.
Антон собирался заехать за Владленом Ионовым. Медиум согласился помочь ему в поисках неизвестного. Он сказал, что нужно отправиться на то место, с которого странные события брали свое начало. В аэропорт.
Внедорожник мчался по загородной трассе, оставляя позади хитросплетения дорожных развязок. Скоростной поезд держал свой путь параллельно асфальту дороги. Жизнь в движении.
– Может ли человек видеть будущее? – спросил Антон, не отводя взгляда от дороги. Слепой взгляд медиума был направлен на приборную панель.
– Я не знаю. Дар, который у меня есть, которым со мной поделились, не дает ответы на все вопросы. Я ведь работник, квалифицированный, опытный. Я слушаю тех людей, которых уже нет с нами, чувствую их переживания, но они сами говорят мне. Я не могу спрашивать.
– И что же говорит Евгения Звягинцева?
– А что связывает вас с Евгенией? Откуда такое сильное рвение?
– Это сложно объяснить…
На секунду Антон и сам начал сомневаться. Тряхнул головой. На секунду ему показалось, что он сошел с ума. Будто срыв уже произошел, а он лишь блуждает в послемраке человеческого помешательства.
Евгения и Александр лежали в обнимку на широкой постели. Смятая простыня, запах секса, что наполнял комнату. На ней были лишь трусики, он же лежал полностью голый. Все еще стучало возбужденно сердце в груди. Но стучало ли оно? Или то были лишь отголоски реальной жизни?
– Я сама так решила… – говорила она.
Александр смотрел в сторону окна, за которым, будто в чудесной сказке, раскинулся южный город с рядами пальм, дорогими машинами, диковинными нарядами и возможностью делать все, что душа пожелает.
– Но ты даже не спросила меня о том, чего хочу я.
– Наш брак, – она выдохнула. – Ты знаешь, что с ним могло стать. Я знала больше, чем ты мог подумать…
– Да? – нахмурился Александр.
– Не хочу об этом говорить. Тем более, все это уже в прошлом.
Она встала с постели. Прошлась медленным шагом на кухню. Выпила стакан свежевыжатого грейпфрутового сока. Ее аккуратное, красивое тело, ее округлая грудь. Неужели я готов был потерять все это? – задался вопросом Александр. Но чем лучше такая жизнь? Да и жизнь ли?
– Я могла бы не говорить тебе ни о чем, и ты даже не заметил бы разницы. Просто я решила для себя, что принимаю честность. Никакой больше лжи между нами. Ни с твоей, ни с моей стороны. Только правда.
– Порой ложь лучше правды.
– Ты так считаешь?
– Да.
Она снова вздохнула, но на этот раз на ее лице проявилось явное негодование. Она пристально посмотрела на мужа.
– Мы погибли потому, что я так решила.
– Нет, Женя. Мы погибли потому, что ты поступила эгоистично.
– Да что ты знаешь о моем эгоизме?! – возмутилась она. – Ты занимался любовью с той девчонкой, которая еще даже университет не закончила, а я, значит, эгоистка?! Ты изменял мне, и даже не попросил прощения! Я же простила тебя. И ты считаешь, что это тоже эгоизм?
– Ты убила меня, Женя! Меня и три сотни пассажиров этого чертового рейса! – он встал с постели. Его тело напряглось. – Просто потому, что решила, будто так будет лучше! Отправила на тот свет такое количество людей, но ради чего? Ради этой искусственной жизни посреди ничего? Каждый день я просыпаюсь, и ко мне приходит понимание того, что никакой, к чертовой матери, день не наступил! Ничего не наступило! Все это вымысел!
Она содрогнулась. Хотела сказать что-то, но звук застрял комом в горле. Тряхнула руками. Мимика ее лица содрогнулась, по щеке потекла горячая слеза.
– Я просто хотела, чтобы мы были счастливы. И только.
***
Владлен Ионов неспешно шел по терминалу аэропорта в час, когда люди спешили зарегистрироваться на свой рейс, сесть в пассажирское кресло и унестись прочь, по делам или на отдых. Он слышал суету своими ушами, визуализировал ее своим воображением, которое было развито очень и очень хорошо, что, собственно, не может показаться удивительным. Он буквально видел мир своими незрячими глаза. Субъективность восприятия в чистом виде.
– Раньше мне нравились людные места, – говорил медиум. – Я не чувствовал себя одиноко, когда был окружен голосами людей, пусть незнакомых, но все же людей. Это куда лучше, чем слушать мерный стук старинных часов и пение кукушки через каждый час, – он сделал паузу. – Сейчас я больше стал любить тишину.