— Дядя Егор, а вы тоже в этом бою участвовали?
— Кабы не участвовал, не говорил бы. Японцы, оне брат, малорослые, мы их поддевали на штыки и кидали, как снопы.
— А сколько вы япошек перебили?
— А Бог его знает. Я не считал. Вить на войне не до счёта, ежели ты его не убьешь, он тебя приколет, так вот с испугу–то и машешь штыком, как косой.
— А что было дальше?
— А дальше комендант города Штексель или Штепсель, не знаю, как правильно, продался японцам и сдал им крепость со всем военным имуществом и личным составом. Японцы забрали нас в плен и отправили в ихний город Нагасаки. Там мы пробыли около двух лет, а когда императоры помирились, нас домой и отпустили.
— А в плену вас не били?
— Относились, знамо дело, строго, как с пленными, но не били и довольно сносно кормили. Мы строили им дороги, дома, обрабатывали земли. Мы тогда были молодые, рослые, красивые, и японские девушки на нас заглядывались. Когда произошла амнистия, несколько наших парней поженились на японках, да так и остались там насовсем.
— А вы, что же не остались?
— Не мог я без Расеи–матушки. Как тут не плохо, но это наш дом, наша земля, наша вера православная. Словом, это наша Родина, а её не выменяешь и не купишь ни за какие деньги.
— А что было потом?
— Как из плена вернулся, на радостях женился на нашей русской девушке, детки пошли, а потом снова война, и опять окопы, вши. На этот раз немчура проклятая втянула нас в мировую бойню. Слава Богу, жив остался. После ранения в шестнадцатом годе, меня комиссовали, и с тех пор воюю я только со своей бабой. Так и прошли все мои молодые годы в войнах да походах, не пожили по–человечески, а уже пора готовиться на покой.
Так на минорной ноте закончил свой рассказ старый русский солдат. Тут он со смаком зевнул и, перекрестив рот, ни к кому не обращаясь, сказал: «Сморило меня штой–то, вздремну я, пожалуй, малость». С этими словами завернулся в старый зипун, тут же возле костра прилёг и тотчас же захрапел. А мы потом, рассказывая разные страшилки про леших и оборотней, с опаской поглядывая на тёмный таинственный лес, так до рассвета не сомкнули глаз. Утром благополучно пригнали лошадей и вручили их хозяевам. Первая ночь среди пастухов и лошадей прошла интересно и надолго мне запомнилась. Потом освоились, осмелели и стали почти каждый вечер устраивать скачки. Мои потёртости на ягодицах зажили, кожа затвердела и уже не подвергались болезненным ощущениям.
Первое трудовое лето в качестве пастуха было успешно закончено. Я получил обещанные одёжку и обутку и стал готовиться в пятый класс средней школы, расположенной в центре села.
Первый ученик и забияка
Несмотря на то, что был нужен дома, как главный помощник и воспитатель младших братьев, моя первая учительница Римма Михайловна убедила родителей отдать меня в пятый класс. «Не отнимайте у ребёнка будущее, он талантлив, трудолюбив и прилежен, поэтому непременно должен получить образование», — констатировала она факт моего отличного окончания четвёртого класса начальной школы. Скрепя сердцем, родители согласились.
Наступило утро 1 сентября. Я в новой синей сатиновой рубахе, чёрных «рубчиковых» штанах и кожаных, начищенных до блеска «скороходовских» ботинках, с гордо поднятой головой шагаю по деревенской улице. Рядом со мной мои верные друзья: Юрка Ерохин, тоже одетый, как новая копейка, и Колька Махоткин. Этот был из очень бедной семьи и одет, как большинство школьников, в домотканых штанах, такой же рубахе и босяком. Ему, видно, было стыдно шагать рядом с разнаряженными друзьями, и он, поднимая грязными ногами придорожную пыль, плёлся сзади.
— Коль, что ты отстал, иди с нами, — первым не выдержал Ероха.
— Мне и одному хорошо. Вы вон нарядились и выпендриваетесь, а я с вами, как беспризорник.