– А могут привязать ноги, – добавил он, – к вершинкам нагнутых с разных сторон деревцам. А потом отпустить…
– Славяне, – определил я. – Ничего нового, Фицрой. А еще у нас обожали сажать на колья. Так зрелище надольше и смешнее…
Он зябко передернул плечами.
– С тобой даже ехать страшновато.
– Это предки, – пояснил я благодушно. – К ним нужно относиться с уважением, старину чтить, а памятники охранять! У нас даже законы приняты по охране такого наследия. Дескать, лучше остановить прогресс, но не дать повредиться ни одному из камешков замка наших предков…
Он чуть привстал на стременах.
– Справа и слева приближаются… В галоп!
Кони, словно ощутили наш страх, рванули с места в карьер. Я пригнулся, теперь отчетливо чувствую разлитую в воздухе ненависть, кое-где в дальних кустах мелькнули синие силуэты, но далеко, а преимущество конных дает знать, мы оторвались в этот раз, а потом еще дважды видели не столько засады, как группы охотников, но тут же переводили коней в галоп и стычек избегали.
Я все вглядывался вперед, словно вот-вот там появится огромный полосатый столб с затейливым гербом и надписью «Королевство Дронтария», однако в момент, когда ехали между зеленых холмов, на дорогу вышли трое крепких мужчин, все обнажены до пояса, а штаны короткие, чуть ниже колен, на широких поясах по длинному кинжалу, а в руках короткие копья с длинными острыми лезвиями.
Фицрой пробормотал:
– Снова? Нет, теперь что-то другое…
Я тоже пытался понять, что именно насторожило, все выглядят очень недружелюбно и, что хуже, в мою сторону отчетливо пахнуло опасностью. Я попытался понять, от кого из них, ощутил с холодком, что все трое настроены очень решительно.
Я сказал быстро:
– Здравствуйте, мы мирные люди, едем в Дронтарию!.. Мы никого не пытаемся задеть или обидеть…
Старший из троицы сказал надменно:
– Вы вторглись в земли гуцаров.
Фицрой пробормотал как будто с облегчением:
– Вот оно что…
Я сказал как можно искренне, стараясь смотреть прямо в глаза вожака:
– Мы не вторглись! Мы просто едем в Дронтарию.
– Почему не объехали? – потребовал он.
– Но у вас нет границ, – запротестовал я. – Мы же кочуете вправо-влево!.. Да и нет вам ущерба, мы же не селиться сюда приехали. Просто едем в королевство…
Он прервал:
– Вы нарушили наши законы. Слезайте, наш старейшина решит вашу судьбу.
Фицрой засопел, начал присматриваться к тому, что уже взялся за его стремя, а я спросил невесело:
– А где он?
Вожак пожал плечами.
– Думаю, дня за два отыщем. Покинуть седла!
Голос прозвучал зло и решительно, я глазом не успел моргнуть, как он сделал быстрое движение обеими руками, и острый как бритва кончик копья уперся мне в грудь.
Фицрой выругался, меч блеснул на солнце. Я ощутил в ладони рукоять пистолета, выстрелил прямо в лицо вожака, тут же развернулся и всадил две пули во второго, тот широко замахнулся копьем, как дротиком, успел выпустить из ладони, как его опрокинуло на спину.
Сбоку послышался хрип, Фицрой первым ударом срубил руку своего гуцара, а вторым рассек от плеча и до середины груди. Копье того, которого я завалил вторым, пролетело над Фицроем, он пригнулся, его задело древком по спине.
– Быстрые они, – определил он. – Но одного я успел… А ты чего с ними так долго объяснялся?
– Долго? – переспросил я. – Наоборот… когда в руке молоток, все вокруг кажется гвоздями. Потому и борюсь с собой. Я не должен в любой ситуации применять свой… магический арбалет. Вот только человек такая скотинка…
Он криво ухмыльнулся.
– Понимаю. Ты еще хоть как-то сдерживаешься, но будь у меня такая штука, я бы…
– Плохо сдерживаюсь, – признался я. – А это нехорошо. Нехорошо, когда человек использует силу, когда мог бы убедить. Нехорошо и человеку, и сильной стране принуждать слабых к подчинению…
Он посмотрел с изумлением.
– Ты чего?..
– Я культурный, – огрызнулся я. – Не могу иначе!
– Чего? Поступать?
– Говорить, – сказал я сердито. – Поступаю я все еще как надо и как у нас, питекантропов, принято, но уже говорю о высоких духовых ценностях!.. А это важный шаг к переходу в более цивилизованное общество. С культурными запросами. Ты заметил, я даже убивать не люблю топором по голове, это некрасиво и недуховно, а только издали, чтоб я тут нажал, а там что-то упало.
Он спросил с недоверием:
– А это не выглядит… трусостью?
– Это признак высокой культуры и духовности, – пояснил я. – Это эстетично, когда даже не мараешь руки. При соблюдении этих условий даже высокоодаренные ценители прекрасного готовы воевать, не вставая с дивана…