- А зачем? - начала кокетничать Анель. - Вон сколько девушек. Хоть взасос их, хоть вразнос! А может у тебя вообще гадкое желание - замылить мне уши и голову да в койку бросить?
- Ну, если для тебя это мероприятие - гадкое, то тогда я пошел. Сяду в спальне и буду читать газету «Гудок». Вот она. На кухне взял. Ты можешь позволить мне такой способ самоубийства - прочесть «Гудок» от передовой до вкладыша, а от него до последнего некролога в конце газеты?
Анель развеселилась.
- Нет, не могу. Живи. Хорошо ведь жить. А если не «Гудок» читать, то что вместо него?
- Я живу этажом выше. Дома нет никого. Жена от меня ушла пару лет тому назад, поскольку я бабник. А я, правда, бабник. Но люблю только таких красоток охмурять как ты. А вас таких мало. И тебя упустить - просто дикость с моей стороны! Я, может, даже отравлюсь уксусной кислотой или дустом если «обломлюсь». Пошли ко мне?
Анель подумала секунд пять. Собственно, если они на час выскочат - даже Людка, хозяйка, не сообразит. Все дуреют ускоренно от смеси сухого вина, шампанского и коньяка.
- Ты иди. Через пять минут я. Квартира какая? - она ткнула Игоря пальцем в галстук «бабочка» и томно откинула голову назад, прикрыв на мгновенье лицо тёмным волнистым локоном модной прически.
- Семнадцатая, - Игорь подмигнул и как тень скользнул от стула к двери прихожей.
- Ну, Шарипов мой ночью сегодня в какой-нибудь баньке тоже«Гудок» читать не будет и вряд ли станет до утра писать отчёт о расследовании аварии, - сказала сама себе вслух Анель и незаметно ушла в квартиру под номером семнадцать, где не без приятных ощущений часа три провалялась с Игорем в постели, после чего они оба протрезвели, да ещё и устали.
- Вот выпить у меня нет ничего. Всё Людке отнёс, - Игорь оделся и пошел к зеркалу причесаться и наложить на пробор бриолин.
Анель тоже привела себя в порядок и финальным элегантным движением накинула на шею бирюзовое колье.
- А ничего так мы…- засмеялась она. - Не посрамили ни мужской пол, ни женский.
- Да ты прелесть! Слива с вином в шоколаде. Я от тебя балдею и не против буду повторить, - обнял её Игорь.
- Всё в жизни лотерея, - Анель чмокнула его в щёку. - Может и подвернётся выигрыш ещё когда.
Она потянула Игоря за руку и через пять минут они сидели за столом, очень увлечённо съедая бутерброды с черной икрой, как будто и не выходили, не покидали праздник. Время до вечера бежало скачками. То неслось, опережая все настенные часы под шустрые зарубежные фокстроты, гулкий топот туфель, истерический хохот после анекдотов, то падало в полуобморок и тащилось, чуть живое, цепляясь секундами за тарелки, бутылки, ботинки и туфли, которые хозяева сбросили под столами, чтобы обувь на сдавливала в ногах пространство, куда ещё кроме желудка и кишечного тракта могли вместится коньяк и шампанское.
Часам к восьми вечера от сигаретного дыма и едкого аромата подкисшего в тепле салата «оливье» многим дамам стало не совсем хорошо, они часто бегали в ванную комнату, подставляли под холодную струю голову и лицо, после чего вместе с полотенцем являлись публике со спутанным волосом, из которого торчали заколки и шпильки, да с помятыми красными лицами, исполосованными вдоль и поперёк тушью для ресниц, тенями для век и разнообразной перламутровой помадой. Мужчины, элегантно приодевшиеся в модные костюмы «троечки» и почти одинаковые полосатые галстуки, рассупонились, расслабили подтянутые поначалу подбородки и животы, некоторые даже рубашки расстегнули, дав волю выглядывающим в скрытый мир между пуговицами синим кускам трикотажных маек.
Зрелище для трезвых почти кошмарное, но для своих - вполне приемлемое. Узнавали друг друга все. Это важно. Это сближало. Остальное никак не относилось ни к празднику, ни к совместной дружбе, для многих случайной, проходной и ничего не значащей. Но с десяток мужиков и столько же почти молодых дам сплотились идейно и по интересам много лет назад. Для них куролесить составом, собранным «своими» и для «своих», было делом святым, неизменным и многозначащим. В трезвые дни эти «друзья», коими они себя публично называли, делали друг для друга всякие нужные и полезные услуги.
Потому как не зная и не ценя «дружбы взаимовыгодной», они все стояли бы в очередях как рядовое население, не имели бы дефицита и возможности «доставать». Если основная масса народная имела то, что советский строй позволял иметь, то «друзья», сидящие на небольших даже, но всё-таки «возвышенностях», могли «достать» то, что народ считал чудесами. Смертным недоступными. Вот и делились люди в шестидесятых на тех, кто мог «достать» всё, и на других, которые всю жизнь маются в разных очередях и при жизни не всегда успевают купить автомобиль, персидский ковер размером три на четыре, цветной телевизор или большой холодильник «ЗиЛ».