Выбрать главу

Ленка, не впервой.

В зеркале почти все было, как в реальности, только сама Ленка и Шиша не отражались, она была по одну сторону, а Шиша по другую.

-- Ой, а почему так? -- Ленка помахала рукой, приблизила лицо вплотную к гладкой?... прозрачной?... поверхности -- нет, даже легкий налет пыли увидела, а себя в зеркале не обнаружила. Она взяла в руки пластмассовый гребешок -- а за... стеклом... он уже в руках у Шиши...

-- Ты чего, Лен, зачем расческу трогаешь, меня отвлекаешь? Накинь кофточку, а то простудишься, не ровен час, Ирка знаешь как меня чехвостить будет?

Лена послушно положила расческу на место, сняла со спинки стула кофточку -- и впрямь теплее и уже не страшно...

-- Ку-ку... Со скрипом открылась дверца на часах и кукушка начала выкрикивать положенное. Однако с каждым новым ку-ку, голос кукушки менялся, становился все более густым, сиплым и зловещим.

Ленка видела в зеркале -- не посмела обернуться -- как мертвые глаза механической птицы сверкнули грязно-красным светом, маленькая, почти не заметная лапка выросла до размеров куриной, вдруг отделилась от кукушки, упала на крашеные половицы и побежала-побежала к ней... к Шише, а значит и к ней... Шиша! Сзади! Шиша резко повернулась, выставила скрюченные пальцы, царапнула им воздух...

-- Где, Ленка? Что ты увидела? Чуд...

-- Вон же, на лавку прыгнула-а-а!!! -- Заметил лапу кот Васька, его отражение метнулось наперерез отражению кукушкиной лапы.

-- М-мау!!! Васька слетел с лавки, как от пинка, в воздухе перевернулся, упал на лапы и сразу же на живот, сунув морду к сомкнутым передним лапам с выпущенными когтями.

-- Ох ты, страсть какая! А я и проглядела лапу-то... В жисть бы на часы не подумала! Ленка, а ведь поддалась я на обман, старая дура, кабы не Васька... Жри ее Васенька, чтобы и коготка не осталось.

Вот оне как в кукушку-то пристроились.

От таких кошмариков впасть бы Ленке в тихое безумие с непрерывными дефекациями, но нет -- притерпелась за последние два дня; съели колдовскую лапу и опять страх унялся. Даже смешно: девчонка ростом с обеденный стол, голос девчоночий, а речь как у старушки-блокадницы. Зачем она к часам подходит? А вдруг там...

-- Пустые теперь, а заговор наложить не помешает, для порядку. Чой-ты хихикаешь, Лен, со страху поди? Теперь уже все, можно не бояться, до утр... Фортка открыта!

Ленка непонимающе вгляделась в отражение -- чуть было не обернулась...

-- Не смотри сюда! !! Не моги смотреть! Ма-ау-!!! Шишиных криков и Васькиных мявов испугалась

Ленка пуще непонятных приступов неведомых врагов, вытаращила глаза на форточку: что там?

Открыта, затянута сеткой от комаров и мух. А сетка порвана, а туда черной струйкой насекомые влетают... Шиша подпрыгнула не хуже мячика и влепила ладошкой по распахнутой раме окошечка, и то чавкнуло ударом, перерубило черный поток, Шиша тут же закрыла форточку на защелки. Мошкара выстроилась в прозрачное, словно бы черного тюля, покрывало, и медленно поплыло к зеркалу, то есть опять к ней, к Ленке. Васька встал на задние лапы на столе, видимо счел позицию неудобной -- перепрыгнул на плечо к девушке, а оттуда на спинку стула, так что она затылком ощутила волну тепла от его серого тельца.

-- К зеркалу нагнись, -- заверещала Шиша, я уже, я сейчас... Испуг послышался Ленке в ее писклявом голоске... Шиша тем временем скакнула к печке, выхватила из-за стенки бутыль-четверть, в один присест вылила себе в рот, в горло литра полтора мутной жидкости и дунула на покрывало. Струя огня как сплющилась о завесу из насекомых, но выжрала в ней две трети площади. Шиша дула еще и еще, выжигая отдельные лоскутки. Василий бешено молотил лапами пространство, убивая насекомых на лету, не давал тварям прикоснуться к Ленке.

-- Ой-ей-ей! -- Шиша аж захныкала от боли, одна шальная, уже последняя, муха все же достала -- не

Ленку, так Шишу. Она стерла со лба раздавленное насекомое, но там осталось черно-багровое пятно, размером с трехкопеечную монету, из которого сочилась кровь.

-- От зловредная тварь! Меня и то вон как профуфырила, а если б Ленку? Кровушку-то уйму, а порчугу

Ирка уберет, мне невмоготу, устала как... Фу-ух... Шиша подошла к отражению окна, повозилась с защелками и вдруг окна распахнулись по обе стороны зеркала, внутри и снаружи!

-- Шиша, нельзя! Мама!!! -- Испуганный ее криком Васька порскнул к открытому окну и пропал.

-- Что кричишь? Утро на дворе, петухи -- поют по всей деревне. Душно, смрадно, а энти комары да мошка много не накусают. Что нам каббальной вонью дышать, не масоны чай? Ой сердце болит, пойду я прилягу... Шиша наклонилась к половицам и словно бы впиталась в них, пропала бесследно. И Васьки нет. Рассветный холодок существенно беспокоил нежную городскую плоть, Ленке было знобко и робко, петухи петухами, а она беззащитна, по сути дела... Как мучительно длилась эта ночь -- и как быстро пролетела: только-только кукушка полночь откричала, а уж петух закукарекал...

-- Во дела творились, екарный бабай! Не на смех, стало-ть, они меня из дому выманили. Подруга-то моя, Фрося, и не знала ничего, я незваной к ней явилась, наглоталась страму!

-- Баба Ира! Ура! Ой, наконец-то! Мы тут такого страху натерпелись! Вася с Шишей -- просто ништяк, как они с ними управились! А можно я на двор сбегаю?

-- Ну и сбегай, коль приспичило. А я пока приберу, да пригляжусь -- что да как тут было... -- А что это за дриштяк такой, Ленка? Вон, бери полотенце, прям у рукомойника.

-- Какой дриштяк, баб Ира?

-- Ну, ты только что рассказывала, что у Васьки с Шишей простой дриштяк...

-- А-а-а, ништяк! Ништяк -- значит круто, мощно, синоним слов -- ух ты, вот это да!

-- А я думала ругательство городское, может, думаю, в наговор какой-нито вставить, на приворот либо от желудка. А это -- тьфу, чепуха на постном масле. Городские все с приветом, а мнят о себе -- куда там! Мы для них кто -- скобари! А скобари, Ленка, если хочешь знать...

-- Ирка, здорОво, я бык, а ты корова! Никак, внучкой разжилась?

-- И тебе день добрый, Петр Силыч. Внученька моя, Леночка, из города отдохнуть приехала. Ты бы зенки свои не пялил на девчонку, Петр Силыч, постыдился бы людей.

-- Гы-ы, а что мне стыдится, стыдно, когда видно. -- Был из себя Петр Силыч видный мужчина: лет под шестьдесят, саженного роста, с толстенным брюхом, с огромными вислыми усами под перебитым красно-сизым носом, волосы в скобку, большие желтые глаза, полон рот металлических зубов. Белая рубашка с короткими рукавами, парашютных размеров нелиняющие джинсы московской фабрики