"Орбита", заправленные в короткие кирзовые сапоги, отлично дополняли ансамбль. И несмотря на то, что на одежде и обуви незваного гостя не было ни пятнышка, ни пылинки, а толстые щеки были идеально выбриты, Петр Силыч производил малоприятное впечатление чего-то грязного, липучего, похожего на торт в пылесосе; с минимумом усилий -- он за две минуты знакомства успел внушить
Ленке отвращение. Плетень опасно затрещал под напором его тугого живота.
-- Петр Силыч, ты бы поаккуратнее, кто чинить будет-то? Ты ведь не придешь, а мужиков в доме нет, кроме Васьки. -- Видно было, что бабушка Ирина опасается сердить этого Петра Силыча, ведет себя очень уж кротко. И Дуська забилась в конуру и ни звука.
-- А не похожа внучка на бабку, укатилось яблоко от яблоньки... Что это за дух у вас, аль сгорело что?
-- Лен, ты вот что: на -- деньги, купи маслица, да конфеток к чаю, вчерашним завозом сливовые тянучки привезли, а очереди в сельмаге сейчас нет, почти все в Дубовку пошли, там концерт в 12 будет и обещали Хиля показать. Сходи милая, что тебе со стариками воздух трясти, сходишь, позавтракаем, да и поспи до обеда. Устала, небось, от экзаменов... На, говорю! Свои деньги успеешь потратить, а здесь я дома, а ты в гостях.
Ленка с пониманием и радостью позволила от себя избавиться и пошла, куда было сказано, в центр деревни, в продмаг (в Черной было целых два магазина: продмаг и проммаг, чем деревенские очень гордились). И впрямь не было очереди возле продмага, только у самого прилавка, внутри, довольные спокойствием и прохладой, судачили о своем древние бабки, да уже брал две больших, общим объемом полтора литра, бутылки 72 портвейна молодой парнишка, сверстник, или на год помладше, чем Ленка.
Через пятнадцать минут Ленка отоварилась маслом, полукилограммом конфет и вышла на солнышко.
Оказывается, парнишка сидел в траве неподалеку и ждал, пока она выйдет. Он быстро вскочил, одной рукой отряхивая обтянутые на заднице красные клеши, а другой аккуратно держа на весу авоську с грузом:
-- Привет городу от села! Как вас зовут, девушка? Уверен, что Оля... Аленка. Угадал?
-- Нет, ошиблись. -- Ленка попыталась пройти, но парень заступил дорогу.
-- Жалко, значит Люся или Ира. Я на цике -- он показал пальцем на мотоцикл, -- покатаемся?
Заодно и грани сотрем, только так! Ты чья, к кому приехала?
-- Она из-за речки, бабки Иры внучка, -- ехидным голосом встряла в процесс знакомства увесистая тетя продавщица, высунув из окна голову с прической цвета спелой перекиси водорода. Паренек сразу осекся и поблек.
-- Ну и что, нормальная внучка, симпампонистая. Приходи на танцы сегодня вечером. Слышала когда-нибудь "Джулай монинг"? -- Парень продолжал свои прельстительные речи, но -- так..., с явным холодком, дежурно.
-- Слышала, -- ответила Ленка. Парень уже не загораживал дороги и Ленка прошла мимо, снисходительной улыбкой укрывая некоторую досаду: как же легко этот сельхозпролетарий от нее отцепился... А бабушка Ира, похоже, тут известный человек.
Деревня была невелика, за пять минут Ленка дошла до дряхлого деревянного моста через речку
Черную же. Буквально несколько домов поместилось по ту сторону речки, а в основном вся деревня
Черная -- это левый берег. Господи, хоть бы этот Петр Силыч уже ушел...
-- Ну, как тебе наша деревня? Замуж еще не сосватали?
-- Красиво у вас, баб Ира, спокойно так. Нет, не сосватали, один собрался было, да как сказали ему, что я ваша внучка, он так в обморок и свалился. Насилу портвейном откачали.
-- В обморок? Постой, а кто это, как выглядел?
-- Да я пошутила, никто никуда не падал. Длинный такой, мотоциклист в алых революционных штанах. Теть Аня, продавщица, сказала ему про вас, так он сразу и отстал от меня. А где...
-- Ушел уже Петр Силыч. Ты, Лен, не брезгай, Силыч хоть и хам, а зело полезный мужчина... умнейшая голова. Не он, так я бы уже в Псков рысила, телефонограмма в сельсовет, срочно в горсобес вызывают, вплоть, ты понимаешь, до милиции! Я не поеду, пусть они подотрутся и утрутся повестками, а только Силыч заранее предупредил меня, что подобное будет. Нынче ночью я дома останусь, да разберусь, кто еще с бабушкой Ириной Федоровной шутиться вздумал! У Шишки язву день сводила бы, кабы Силыч не помог...А который в красных штанах -- так это Андрюха Ложкин, в клубе работает, в армию ему осенью. Пустой паренек, легкий, как сухой навоз. Весь их род Ложкиных
-- несолидный: мужики пьющие, бабы злющие, сами злобные, да не сдобные... Ну вот и самоварчик подоспел...
-- Слышь, Лен, я смотрю ты все зеваешь, ляг да поспи. А то на речку пойди искупайся... Тьфу на меня, дуру старую! Сегодня тебе ни купаться нельзя, ни электричество трогать; ножей, кос, топоров, даже спиц -- трогать не моги. Кому-то из чертолюбов ты, девонька, крепко понадобилась. Почему -не понимаю. Порча есть, да не в тебе, а на тебе. И что в городе было самим не разобраться, сюда посылать... Э-э-э, а ты уже спишь, я смотрю... То ли переволновалась Лена, то ли чаек был с секретом, но сквозь сон чувствовала она, как бабка Ира подхватила ее на руки легко, словно младенчика, и унесла в дом, на кровать. Проснулась Ленка под вечер, когда остывшее солнце уже не в силах отгонять комаров и естественным путем поддерживать в доме свет. Одежда аккуратно сложена на табуретке, а на одежде свернулся кот Васька. На Ленке только наручные часы, трусики и бабкина ночная рубашка (лифчики она терпеть не могла), часы показывали начало десятого.
-- Васенька, будь друг, слезь с платья, ладно? А почему ты серый, а не черный, тебе ведь положено быть темнее ночи? -- Васька только мурлыкал довольно, подставляя под Ленкины пальцы лоб, спинку и бока, и человеческим языком заговаривать не желал. В горнице баба Ира с кем-то вела беседу и конечно же за самоваром. Ленка заглянула: в комнате была только бабка Ира, перед нею чашка с блюдцем, самовар, вазочки с конфетами и вареньем и зеркало. А из зеркала улыбалась живая и невредимая Шиша.