Выбрать главу

Гисти наклонил голову в знак одобрения, и они снова замолчали.

– Скажи, пожалуйста, Смит, ты знаком со студентами, живущими этажом ниже? – вдруг спросил Гисти.

– Как тебе сказать! – ответил Смит. – При встрече раскланиваемся, иногда разговариваем, но близко не знакомы.

– Гм! – пробурчал Гисти, – и правильно делаешь. Не советую тебе с ними сходиться. Собственно, против Монгаузеном я ничего не имею.

– Это который? Худой, бледный?

– Да, против него, повторяю, я ничего не имею. Но дело в том, что нельзя быть с ним знакомым, чтобы не познакомиться с Бэллингеймом.

Смит поднял брови и удивленно посмотрел на товарища.

– Тебя это удивляет? – спросил последний. – По чистой совести тебе говорю, не дай Бог иметь дело с этим господином.

– Да отчего же? Что он пьяница, картежник, хвастун? Ты, кажется, раньше не был так строг к этим людским слабостям?

– Ну, значит, ты совсем его не знаешь. Неужели ты не замечал, что в его лице есть что-то демоническое и гадливое? Стоит мне встретиться с ним, чтобы на весь день испортить себе настроение. По-моему, он или до мозга костей пропитан пороком, или страдает от увеличенной печени. И в то же время он очень неглупый господин. Говорят, он чуть ли не самый способный студент в университете.

– Медик или филолог?

– Восточник. Недавно мой хороший приятель Чиллингфор встретился с ним в Индии. Поверишь ли, он и там сумел акклиматизироваться и приводил всех туземцев в дикий восторг. Они готовы были целовать ему руки, ноги и оказывать божеские почести. С арабами он говорил, как урожденный араб, с евреями на чистом еврейском языке, даже с индусами объяснялся совершенно свободно. В самых диких и пустынных местах Индии, на высоких уединенных скалах сидят закоренелые буддисты отшельники, проводящие жизнь в самосозерцании, стремящиеся добиться вечного покоя в Нирване. Они избегают людей и, если кто-нибудь осмелится приблизиться к ним, плюют ему в лицо. Но мой приятель был очевидцем, как эти фанатики встретили Бэллингейма. Едва он приблизился к ним и успел открыть рот, как они, дрожа всем телом, вскочили со своих мест и пали перед ним ниц. Бэллингейма же такое поведение нисколько не удивило. Он принял это как нечто должное и разговаривал с ними, как повелитель. Не правда ли, нельзя не подивиться таким успехам молодого студента, да еще первокурсника?

– Отчего ты говоришь, что Бэллингейм и Монгаузен – два нераздельных существа?

– Очень просто, Бэллингейм с его сестрой Эвелиной… Мне ужасно ее жалко! Такая красивая, славная барышня и вдруг вручает свою судьбу такому негодяю. Брр! Странная пара! Точно жаба с голубкой.

Смит ехидно улыбнулся и стал выколачивать пепел из своей трубки.

– Однако, как ты откровенно открываешь свои карты! – сказал он. – Никогда не думал, что ты способен завидовать. Теперь я понимаю, отчего ты так не симпатизируешь Бэллингейму.

– Ничего подобного! – ответил горячо его приятель. – Я великолепно знаю эту девушку, и потому не могу равнодушно относиться к такому необдуманному и прямо безрассудному с ее стороны шагу. Ты себе представить не можешь, какой это скверный человек! Да зачем далеко ходить? Вот тебе пример. Ты наверно помнишь его историю с Нортоном?

– Как же я могу ее помнить, если только в прошлом году поступил в ваш университет?

– Прошлой весной мы с большой компанией отправились на прогулку вдоль реки. Ты наверно знаешь эту узкую тропинку. Накануне был сильный дождь, и потому по обе стороны ее стояли целые лужи грязи. Пришлось идти гуськом. Впереди всех шел Бэллингейм и тут-то и отличился. Навстречу нам шла старушка – торговка с большой корзинкой, кажется, яблок. Бэллингейм вместо того, чтобы уступить ей дорогу, без всякого стеснения толкнул ее с тропинки в грязь. На что Нортон, всегда очень спокойный человек, но и тот возмутился таким подлым поступком. Он заметил это Бэллингейму, последний ответил ему дерзостью, слово за слово, и дело кончилось дракой. Нортон отдул Бэллингейма и с тех пор они сделались злейшими врагами. Однако уже одиннадцать часов, мне пора домой!

– Куда ты? – остановил его Смит. – Выкури еще одну трубку.

– Нет, не могу. Я тренируюсь для гонки, сам знаешь, какой в это время надо вести правильный образ жизни! Можно взять твой череп? Этот Вильямс уже целый месяц держит мой скелет и не отдает.

– Пожалуйста, бери, – ответил Смит, – только заверни в бумагу.

– Что за нежности, и так донесу! Ну, спокойной ночи, не забудь мой совет насчет твоих соседей.

Лишь только Гисти со своим анатомическим сокровищем исчез за дверью, Смит придвинул кресло к письменному столу и сейчас же, углубился в большую толстую книгу с иллюстрациями из того невидимого, внутреннего царства, которым уже столько веков, не зная почему, зачем и по каким предвечным законам правит человечество. Смит только недавно поступил в Оксфордский университет на медицинский факультет, но в медицине был далеко не новичок, так как уже четыре года изучал анатомию в Глазго, проходил курс медицинских наук в Берлине и сюда приехал только подготовиться к последнему выпускному экзамену. Своим волевым подбородком, высоким лбом и классическими, немного строгими, чертами лица он производил впечатление человека, который хотя и не отличается блестящими, гениальными способностями, но своей настойчивостью, терпением и упорством в конце концов завоюет заметное место в медицинском мире. Такие люди никогда не остаются в тени и без труда выделяются, особенно среди большинства посредственных шотландцев и тугодумов северных германцев. Смит уже хорошо зарекомендовал себя в Глазго, в Берлине и теперь вполне мог рассчитывать на такой же успех в Оксфорде.