- Потом мама встала на четвереньки, а он встал сзади нее...
- И что?
- Он стал двигать попой.
- Зачем? Говори, зачем?
- Чтобы его писька ходила туда-сюда.
- Зачем?
- Не знаю.
- Знаешь! - Я схватила его за щеку ногтями и стала крутить кожу. Он закричал.
- Чтобы ему было приятно, - задыхаясь, проговорил он.
- А ей?
- Ей, наверное, тоже.
- Наверно или точно?
- Точно.
- Почему? Ну, говори, ну! - Я несколько раз сильно стукнула его каблуком по щиколотке. - Говори.
- Потому что она так стонала и говорила: "Еще, еще, милый", а потом говорила: "Глубже, глубже, сильнее..."
- А что ты делал в это время?
Он не отвечал, стоял, потупясь. Я наступила ему каблуком на сандалию. - Ну?
- Я дрочил.
Покажи, как!
- Я не могу. - Он замолчал.
Я ударила его каблуком по пальцам ноги.
- Не стоит.
Я я схватила его за брюки.
- Снимай штаны!
Он не двигался, я сильно ударила его в живот, он согнулся и застонал. Потом стал стягивать штаны. У него стоял и был не такой уж маленький. Я взяла его в руку, оголила головку.
- Я тебе нравлюсь?
- Да.
- Очень?
- Да.
- Ты дрочишь по ночам?
- Да.
- О чем ты думаешь в это время?
- О вас. - Ох, вот как? И что же ты представляешь, а?
- Что вы приходите на урок в класс и потом при всех снимаете юбку, он тяжело дышал.
- И что?
- Потом снимаете и трусики...
- Ты знаешь какие я ношу трусики?
- Да, я подглядывал, когда вы стояли с директором на лестнице.
- В чем же я остаюсь?
- В чулках и в кофточке.
- Дальше.
- Ну вы ходите...
- Не ври!
- Бьете нас линейкой.
- Всех?
- Меня.
- А потом?
- Садитесь на парту передо мной, расставляете ноги и водите рукой по груди и ногам и там...
- Скотина! - я сильно ударила его ногой вбок. Он упал, я стала пинать его, он вскрикивал, его член стоял, головка покраснела, я схватила за него и ущипнула. Он заскулил. - Встань, ну!
- Откуда ты знаешь, где я должна водить?
- Видел по видику.
- Дрочи. Быстро, - видимо у меня дрожал голос, сок уже тек сквозь мокрые трусики. - Дрочи, ну, быстро!!
Он стал двигать рукой и смотрел мне на ноги, его лицо исказилось. Я расстегнула кофточку, грудь вывалилась. Он обомлел, рука задвигалась быстрее.
- Иди сюда, ближе. Ты сосал у женщин?
- Что сосал?
- Внизу, между ног, вот здесь? - я расстегнула юбку, подняла ее на талию, отодвинула трусики в сторону.
- Нет, - казалось, что он упадет. Я взяла его за волосы и притянула к лону. Он ткнулся носом между губок, его нос был холодным.
- Языком, ну, давай, - он стал лизать. - Выше, да здесь.
Через минуту подступили спазмы, искры, свечение, все... по-моему, я сильно сжала ноги, так, что тон кричал, ему нечем было дышать, я рвала ему волосы...
Она дрожала, глаза почти закрылись, лицо покрылось пятнами.
- Ну, ну... - сказал я, и она пальчиками свободной правой руки проникла туда, поймала его и почти остервенела...
- Потом что? - сказал я, но она уже не слушала меня и не видела...
- Еще несколько раз, потом била его... ох... заставила вообще раздеться... била ногами... ай! потом лизал анус... долго, заставляла совать туда язычок... я постоянно кончала... потом била его по щекам, чтобы не вздумал никому рассказать...
- Мы мимо проходили и услышали его крики. Мы знали, что вы вдвоем в классе, - но она меня не слушала. - Потом это повторялось? - крикнул я.
- Да. Да, - ее пальцы блестели и двигались с сумасшедшей быстротой, иногда почти полностью скрываясь внутри.
- Часто?
- Почти каждый день...
- До сих пор?
- Да... ох... да... да... ооо! - брови изумленно поднялись, губы скривились, она падала в медленно открывающуюся сверкающую пропасть, тело в ремнях забилось, соски напряженно вздрагивали, она была чертовски красива сейчас.
Макс вскочил, сорвал ремешки с ног и рук, повалил ее на живот на пол, приподнял зад, развел ноги и начал грубо и методично. Я слышал ее стоны, видел, как похотливо она движет ягодицами ему навстречу, как капает слюна изо рта, как темнеют ее волосы, и мне хотелось задушить эту обезумевшую кошку.
- В меня, в меня, - кричала она, но Макс деловито кончил ей на спину. Потом я схватил плетку и ударил ее по ягодицам, она дернулась и замерла, все еще всхлипывая. Что-то остановилось во мне.
- Хватит, пойдем, - сказал я Максу. - За шкафом дверь в душ, бутерброды на столе. Водка. Дверь захлопните, - сказал я и мы вышли.
- Ты был прав, - сказал Макс.
- Увидим, - ответил я.
На улице тихо и пустынно светились фонари, и через 10 минут на магистрали такси подобрало нас.
Уже наверху, в квартире у меня, Макс позвонил сестре, что останется здесь.
- Будешь коньяк? - спросил я.
- Я - водки. Ты был прав.
- Время покажет, - я думал теперь о ее глазах, какими они были, когда я закрывал дверь. Они были спокойными и внимательными, и я не сомневаюсь, что они заметили мои слегка дрожащие пальцы.
Макс часто оставался у меня, его родители погибли пять лет назад. Он жил в двухкомнатной квартире со смежными комнатами вдвоем с двадцатичетырехлетней сестрой. А ему было 17, унисон их жизни как раз и не мог соединиться на этих 32 квадратных метрах. Ее вечеринки - это только ее вечеринки, после которых должны быть только ее ночи. Спасительный приют был в 17 квартире, на четвертом этаже хорошего дома по ул. Кирова, - у меня в квартире, которую я занимал один. Сдавать в интернат меня не стали. Отец и с ним мать третий год работали в Пакистане в торгпредстве. В классе дико завидовали шмоткам, а я сам дико завидовал иногда своему свободному времени.
Мы с Максом были неплохие ребята, которые никогда не знали никакого Ленюлю до этой ночи...
Год заканчивался тихо и мирно, близились летние каникулы, ровный голос Жанны Павловны по-прежнему поднимал мою персону, либо персону Макса, так же как и любого другого. Но я боялся за Макса - он всегда так при этом краснел, что Люба Нечаева в душе заходилась, принимая это на свой счет.
30-го нас отпустили, а 2-го мы с Максом решили отбыть из города на байдарках. Но нас по понятному поводу пригласила на вечеринку Люба. Мы как раз обсуждали эту проблему, когда мимо нас по коридору прошла Жанна Павловна. Я остолбенел. Я всегда столбенел, когда видел ее походку. Мне стало грустно.