Я привык, что люди в своей основной массе больше похожи на стадо баранов, хотя чаще ведут себя как стая волков. И к фашистам у меня было уже вполне определенное отношение. Но то ли звезды как-то так сошлись в этот день неудачно, то ли степень моего игнорирования к беспределу этой мрази достигла какой-то точки напряженности — меня зацепило. Зацепило настолько, что я хоть сейчас готов был выйти на улицу и крошить всех фашистов и любых других подобных им ублюдков, исповедующих национальный сепаратизм. Я знал, что все люди и все нации по природе равны — у всех свои отличительные черты, свои особенности, свои достоинства и недостатки, но все люди созданы одним Богом. Поэтому для меня было совершенно очевидно, что исповедовать какой-либо национализм — исповедовать ненависть и агрессию к людям — да еще и возводить это в рамки какой-то сраной идеи, могут либо абсолютное чмо, либо абсолютные дебилы. Это характерная и отличительная черта сатаны — ненависть к людям и агрессия. И если человек начинает идти по этому пути — то дьявол уже просто трахает ему мозг… либо он уже не человек. Со своей стороны — мочить нацистов — это конечно тоже не дорога в Рай. Не мне судить, кому умирать, а кому продолжать жить. Но, по моему мнению, лучше будет, если сдохнет один плохой человек, чем если по его вине погибнут несколько хороших людей. Объективно ничего хорошего в этот мир нацисты принести не могут. Разве что государство может использовать их в своих целях, когда захочет контролировать поток эмигрантов в стране. Но объективно, нацисты — это зло. И чем меньше зла на земле — тем этот мир чище. Если ты ставишь какую-то сраную идеологию выше человеческой жизни и до такой степени не умеешь контролировать свою подростковую агрессию и комплексы, что готов убивать или хотя бы просто необоснованно причинять боль — то для меня ты уже не человек, ты кусок говна. И разговор с тобой один — как с куском говна.
Я знал, что Бог не разделял мою точку зрения. Я знал, что он давал шанс любому человеку — даже таким уродам. Еще я знал, что я несколько эмоционален в своих суждениях на эту тему. А еще я знал, что обыкновенным мочиловом это зло не искоренить. Насилие обычно порождает только насилие. Есть правда еще такое понятие как возмездие. Так же для меня еще было очевидным, что чем меньше на этой земле плохих людей — тем лучше для всех. Предугадывая навязывающий сам себя уже задолбавший всех вопрос, сразу поясню — плохой человек, это тот, который несет в этот мир насилие, если оно не является обоснованной самозащитой или справедливой местью за себя или своих близких. На эту тему можно долго еще говорить, но в любом случае, учитывая Божью точку зрения, а также свою неспособность покрошить ВСЕХ нацистов на этой земле и потом еще нести за это ответственность — я понимал, что здесь нужен какой-то другой способ борьбы.
Нужна пропаганда. Точнее антипропаганда — антипропаганда национализма, антипропаганда сепаратизма, антипропаганда насилия, антипропаганда надменности и антипропаганда стремления поставить себя выше другого. И пропаганда любви и взаимопонимания. Меньше насилия — больше любви. Кроме любви этот мир больше ничто не спасет. Хотя по мне — лучшим лекарством от болезни национализма был "калашников" в жопе, как свечка от простуды. Потому что быть фашистом может только больной человек.
У меня не было желания переступать определенную черту перед Всевышним, поэтому я все же выбирал первый способ. Оставим "калашникова" на другой случай. Хотелось бы верить, что он вообще никогда не понадобится.
Лежа на диване перед телевизором, смотря репортаж о неонацистах, я продолжал получать мощный поток информации, который оказывал на мое сознание все большее влияния и вызывал с каждой секундой все больше реакции. Я чувствовал, как во мне копится негодование и злость на эту падаль. И я действительно готов был пойти и крошить их, но понимал, что этот путь, по крайней мере, меня ни к чему не приведет. Необходимо было действовать по-другому. Контролируя свои эмоции, и производя определенный расчет, я понимал, что нужно было найти какой-то другой, менее кровожадный способ борьбы с этим явлением.
В то же время мне не хотелось успокаиваться, я не хотел растерять свою злость во времени. Я хотел использовать ее как энергию, и мне нужно было сохранить ее до того момента, когда я начну что-то делать.
Вся эта фашистская мразь должна была рано или поздно ответить за свое зло — за каждого невинного человека, на которого посмели поднять руку, за этих убитых и искалеченных людей, за их матерей, рыдающих на могилах, за родных и близких, которые никогда больше их не увидят. За страх, который посеяли, за боль, за каждый удар, за каждое оскорбление и даже за саму идею — потому что сама идея уже является преступной. Где-то в глубине души я надеялся, что когда-нибудь все эти люди получат свой справедливый суд. И мне никогда не будет жалко ни одного националиста, так же как никогда не будет жалко ни одного гопника и ни одного "братка", и ни одного наркоторговца — потому что все эти люди достойны только смерти. От этих людей одно зло на земле. Они сами выбрали дорогу, которая ведет в ад. Это был их выбор.
Самое ужасное, что эта фашистская идеология начинала распространяться в обществе. Даже на первый взгляд не злые и вроде как почти адекватные люди начинали прельщаться ее лживыми ценностями, не понимая, что ценность всегда одна самая главная — человеческая жизнь, и все люди равны между собой. Нетерпимость и злость в обществе всегда были теми ниточками, с помощью которых властители управляли сознанием масс и могли спровоцировать любое движение в социальной среде. Правители по своей прихоти всегда вели свой народ, словно стадо баранов на бойню — на войну, обрекая на смерть сотни, тысячи и миллионы жизней. Все эти люди так же шли в ад, потому что ни одна идеология, и никакой патриотизм убийства никогда не оправдает. Это приводило к ужасным трагедиям. Свидетелем одной из них стал XX век.
То, что делали сейчас неонацисты, мало чем отличалось от того, что в свое время устроил Гитлер. Разница только в масштабах. А люди как всегда ошибок прошлого стараются не помнить и игнорируют их.
Но передо мной вставал сейчас другой вопрос — что Я могу сделать? Как Я могу остановить это зло? А я могу — повлиять на разум тех людей, кто еще не подпал под влияние этой разрушающей мир идеи, кто еще не заболел этим бредом, кто еще сохранил здравый рассудок — повлиять на людей, чтобы они никогда не несли в этот мир зла, чтобы они не вставали на эту дорогу, ведущую в ад, чтобы они не пересекали черты, за которой человек превращается в нечто извращенное, и становится чем-то таким, к чему уже сложно относится как к человеку. Повлиять на мир, на людей, чтобы они — люди — остались людьми, и несли вокруг себя только любовь и свет, и никакого насилия. И чтобы — очень важно — чтобы они учились понимать друг друга, даже если они с разных континентов и говорят на разных языках.