— А вера тогда разве не является той же иллюзией, ведь она тоже, своего рода, сдерживающий фактор? — снова заметила Марина.
— Возможно… отчасти, — согласился я, — Но, если даже и смотреть с этой позиции, если она и является иллюзией — то этой иллюзии уже тысячи лет. Эта иллюзия есть неотъемлемая часть человеческой культуры. Как искусство или, там, технический прогресс. В ней существует потребность. И она является намного более сильным сдерживающим фактором, и более устойчивым. А когда в Советском Союзе ее заменили другой, новой иллюзией, то в результате это привело к краху страны и моральному кризису. Потому что проблемы, которые не разрешались несколько поколений, в результате дали о себе знать через десятки лет невероятными осложнениями.
После небольшой паузы я продолжил, вернувшись к теме:
— Вы не видите корень проблемы. Здесь дело вообще совершенно не в коммунизме и не в христианстве. И даже не в религии. Просто, чтобы общество само себя не сгрызло — должен быть какой-то сдерживающий фактор. А теория эволюции и теория естественного отбора этим сдерживающим фактором уж никак не является. Она работает как раз в обратную сторону. Потому что для очень большого количество людей теория естественного отбора упраздняет и делает бессмысленным наличие любых моральных ценностей. Они только мешают. Как здесь было уже отмечено — человек по своей природе эгоист. Теория эволюции упраздняет мораль.
— Теория эволюции не упраздняет мораль, — возразил Виталий.
— Упраздняет. Не на прямую, конечно, но косвенно. Это как вывод, который сам собой напрашивается. Ты просто глубоко над этим еще не задумывался. И твои стереотипы, твои моральные убеждения и твое неприятие моей точки зрения — все это мешает тебе серьезно над этим подумать. А если ты начнешь над этим думать, то, скорее всего, именно к таким выводам ты и придешь. Теория эволюции как минимум срывает башню и тормоза у некоторых людей, меняя их мышление. И как максимум стирает границы добра и зла и превращает понятия морали, а иногда и саму жизнь, в нечто лишенное всякого смысла.
— Да ни фига.
Я подался вперед и продолжил заговорщическим шепотом:
— Дорогой мой, я тебя уверяю — если ты действительно сможешь убедить людей в справедливости теории эволюции и естественного отбора, произойдет следующее: одна треть людей сразу же повесится от осознания абсолютной бессмысленности земного существования, а вторая треть начнет уничтожать оставшуюся последнюю треть, проповедуя свое превосходство, а когда уничтожит, начнет изгрызать себя саму. Наступит катастрофа. Люди либо просто не захотят, либо не смогут долго жить с осознанием теории эволюции. Даже в Советском Союзе пришлось создать иллюзию, в которую людей заставили верить, чтобы общество не развалилось — потому что по-другому было никак. Потому что без веры — обществу, вообще, никак. Потому что с глубоким, настоящим осознанием теории эволюции человеческая жизнь становится бессмысленной.
Виталий отстраненно смотрел в сторону, докуривая очередную и уже не первую сигарету, и как будто не слушал меня.
— А те немногие люди, — продолжал я, — Которые смогут жить с этой теорией, превратятся в извращенцев и насильников — ну, может, немного преувеличенно, но примерно так. Люди на самом деле будут звереть. И при всем этом у тебя нет исчерпывающих доказательств того, что эта теория верна. Ты не можешь утверждать ее как абсолютную истину. Это не наука. Это всего лишь теория. Ты всего лишь предполагаешь ее. Но ты ее проповедуешь. Это твоя идея. И ты готов привести весь мир к катастрофе ради просто своей идеи? Даже не ради истины, а ради идеи?
Виталий улыбнулся, затушив сигарету в пепельнице.
— Все равно, я не вижу, как теория эволюции связана с моралью, — произнес кто-то.
Я устало откинулся назад.
Наступила пауза.
Затем Виталий сказал:
— Я говорил о естественном отборе не как об идее, а как о закономерности. Основе мироздания. Это то, что я вижу в этом мире. Не я это придумал.
— Да? — выпучил я глаза, — Основа мироздания? А я видел мужчин, которые всю свою жизнь посвящали женщине прикованной к инвалидной коляске и изуродованной — потому что они любили ее.
— Это бред. Ни один мужчина… — начал Виталий.
— И мать в большинстве случаев не оставит своего ребенка, независимо от того, что с ним произошло, — перебил я его, не обращая внимания на его реплику, — И существуют люди, которые посвящают себя тому, что ухаживают за инвалидами, потому что видят в этом смысл своей жизни. Что? Основы мироздания пошатнулись? Где твоя закономерность? Из этой закономерности слишком много исключений. Пусть, может быть, их и не всегда видно.
Я остановился и спокойным голосом снова продолжил:
— Запомни — у человека всегда есть выбор. Человек способен осознавать себя как личность и производить расчеты. И не надо снимать с себя ответственности. Да, человек совершает акт самопожертвования только ради выгоды. Но даже сюда не вписывается теория естественного отбора. Потому что выживает не тот, у кого больше ресурсов, а тот, кому больше повезло. И, кстати, не говори мне, что ты не раскручиваешь естественный отбор как идею. Нет. Ты не просто видишь в этом закономерность. Ты живешь этими идеалами. Это принципы твоей жизни. Это твоя мораль. Ты несешь это в себе. Ты говоришь этими понятиями. Ты так мыслишь. Конкуренция. Естественный отбор. Превосходство. Право силы.
Я нервно впился пальцами в свой правый висок, и как будто выдернул из своей головы нечто.
— Это твои мысли, — сказал я, — Ты ходишь с ними на работу. Ты ешь с ними. Спишь с ними. Общаешься с друзьями. Ты всюду пропагандируешь это как некую идею, в соответствии с которой живешь. Ты мне только что затирал про теорию эволюции и естественный отбор. И ты хотел убедить меня в этом. Ты хотел доказать мне это как истину. Как то, как надо жить и думать. Так что не говори, что ты просто видишь закономерность. Нет. Естественный отбор — эта твоя идеология.