Незримое присутствие нашей страны в Питтсбурге иногда совершенно неожиданно.
– Наши профессора за то, чтобы вы первыми высадили человека на Луну. Если завтра Советский Союз забросит своего человека на Луну, послезавтра моя зарплата будет увеличена вдвое. - полушутя-полусерьеано заметил в разговоре со мной один из профессоров Питтсбургского университета.
Эта шутка с вполне практической начинкой. Профессорские оклады резко выросли после того, как в космосе прозвучали первые «бип-бип» нашего спутника В науку пошли федеральные миллиарды из Вашингтона.
А незнание элементарных вещей относительно нашего уклада жизни, наших законов сохранилось даже в кругах интеллигенции. Меня засыпали такими вопросами: «Можно ли у вас передавать деньги по наследству?» (норонный американский вопрос о социалистической стране), « Есть ли у вас домашние хозяйки?», «Получают ваши писатели зарплату от государства или живут на гонорар от своих книг?» Бывали и совсем смешные вопросы, на которые трудно отвечать: « Почему русские любят играть в шахматы?», «Почему русские любят поэзию?»
5 нюня. Буффало.
С утра пораньше, снова самолетом, возвращаюсь в Буффало, к своей машине. Конец районам, худа можно лишь летать, но не ездить. Последняя картина пустынного воскресного Питтсбурга: у дверей отеля « Рузвельт», подперши косян. стоял, покачиваясь, пьяный с выпученными дикими глазами. Через зеленоватое окно автобуса последний взгляд на ультрасовременную «Гейтуэй-плаза». Автобус плавно прошелестел по мосту через Аллегейни, пронесся по трубе тоннеля, и вот в окнах его уже холмы Пенсильвании. По пути на аэродром с автострады - боковое шоссе к городу Карнеги. Потомки увековечили короля стали.
Не так чтобы велик Питтсбург, но аэропорт - огромный. У нас таких, пожалуй, нет. Но это уже издержки капиталистической конкуренции: сколько авиакомпаний, столько офисов, подсобных служб, выходов на летное поле. Каждая компания владеет собственными небесными воротами. Я покинул Питтсбург через «ворота № 27».
Ранний транзитный самолет был почти пуст. В креслах спало несколько солдат. Один не спал. Распотрошив толстую воскресную газету, я подсел к нему, отрекомендовался.
– Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
Он посмотрел на меня, помолчал, не растерялся:
– Давайте!
Симпатичный парень лет двадцати двух - двадцати трех. Лицо красивое, твердое. Прямой нос, красивый лоб, черные волосы лоснятся, тщательно причесанные с помощью бриллиантина. Глаза внимательные, смотрят спокойно, с достоинством. На заправленной в брюки форменной рубахе светлого хаки - ни одной складки, кроме тех, что устав отвел утюгу. Сама природа велела ему быть профессионалом-военным. И он послушался. Доброволец. Служит уже двадцать семь месяцев и рассчитывает прослужить все положенные двадцать лет, до отставки и пенсии. На рукаве ромбом краснеют буквы «Эй Би» - авиадесантные войска.
– Во Вьетнаме были?
– Нет.
– Собираетесь?
– В конце июня.
Ответы четкие, короткие.
– Ну и как? С каким настроением едете?
– Мы боремся там за свободу,- отрезал он.
– А читали в газетах о последних событиях? О волнениях буддистов? Ведь даже ваши союзники в Южном Вьетнаме не очень довольны американским присутствием.
– Это меньшинство. Я был в прошлом году в Санто-Доминго. Там против нас было лишь воинственное меньшинство
– Что вы думаете об американских бомбежках во Вьетнаме? Ведь вы уничтожаете и гражданское население.
– Война есть война. Используем такие средства, в которых мы их превосходим. Если мы там не остановим коммунизм, нам придется сражаться на границах Америки.
– А не кажется ли вам, что дело не в американцах и их интересах, а во вьетнамцах и в том, чтобы они сами устраивали свои дела?
– Нет. Если мы уйдем, победит Вьетконг. А мы хотим дать вьетнамцам свободу. Война - плохая штука, но необходимая. Я лично против войны, но мы должны остановить коммунистов. Большинство народа с нами.
– Откуда вы знаете?
Это был лишний вопрос. Солдат знал все. Он был уверен в своем праве говорить за вьетнамцев и доминиканцев. Он знал все за все народы мира. Передо мной сидел неуязвимый, идеологически выдержанный, стерильно чистый стопроцентный американец, с которого заботливо сдуты последние пылинки сомнений и вольнодумства. Идеалист-империалист. « Боремся за свободу ... Война есть война ... Мы должны остановить коммунистов... »