Минут пять дожидаемся багажа. Мы не глядим друг на друга, но чувствуем друг друга. Отец ушел за машиной. Потом, выйдя с чемоданом из здания, я вижу их снова, вижу, как втроем они тесно усаживаются на переднее сиденье «рамблера». Я беру свой «шевроле» на стоянке, плачу семь долларов за семь дней и, спросив дорогу, еду в Буффало. Я думаю о нашем разговоре и чувствую, как где-то неподалеку десантник тоже вбирает в себя вид пустынных воскресных улиц Буффало, приодетый народ у церквей, женщин в шляпах с цветами, которые кажутся мне нелепыми, а ему - трогательными, девочек и мальчиков, тщательно причесанных, в праздничных костюмчиках и в длинных белых носках. Интересно все-таки, что он вынес из нашей встречи. Солдату нужна ненависть. Неужели он думает, что коммунисты посягают вот на это по-воскресному медлительное и скучное утро в Буффало, на «рамблер» его родителей, на женщин в нелепых шляпках, густо облепленных яркими искусственными цветами?
А я тем временем нашел приют в отеле «Буффало» и записал еще одно «интервью» - с негритянкой, прибиравшей комнату № 1014. Ей не надо было ехать во Вьетнам. Америка не открывала ей и краешка своих неограниченных возможностей.
– Вьетнам? Очень плохо. Не знаю, зачем мы там сражаемся. Не знаю… Что я знаю о таких вещах?
Она меняла простыни, подметала пол, стряхивала в мусорную корзину окурки и не хотела вторгаться в область высокой политики. Она была осторожна и боязлива, впервые столкнувшись с непривычной цветной комбинацией - с белым « Красным». Два взрослых сына - в армии. Один был во Вьетнаме несколько лет назад, еще «до всего этого», то есть до эскалаций. Ему не понравилось - слишком жарко, душно. Впрочем, она его еще не видела после возвращения, лишь разговаривала по телефону. Он живет в Бостоне. Второй сын во Вьетнаме не был, и она почему-то уверена, что не попадет.
- А как в Буффало приходится вам, неграм?
- Неплохо, - осторожно отвечает негритянка. - Здесь нас везде пускают, кроме нескольких мecт.
- А туда почему не пускают?
- Не хотят. По закону, конечно, можно, но они дают понять, что не хотят негров.
Она ведет речь о каких-то ресторанах.
- Нам, кто постарше, это ничего. Но молодежь - другое дело. Не нравится ей это.
Набравшись смелости, она спрашивает:
- А как у вас, в России?
Я понимаю, о чем она, но нарочно переспрашиваю:
- В каком смысле?
- Да с расовой проблемой.
Привычно отвечаю, что ни расовой проблемы, ни негров у нас нет.
- А как же Поль Робсон?
Оказывается, она думала, что Поль Робсон - советский гражданин. Ведь о нем так много писали, что он « красный» черный.
. . . Что делать в воскресенье в незнаномом амерш,ансном городе, когда ты не запасся ни адресом, ни телефоном, ни рекомендательным письмом? Когда нагляделся вдоволь на крыши из окна своего номера? Когда нет охоты читать три килограмма воскресной «Нью-йорк тайме»? Когда тебя не тянет на берег озера Эри, потому что определенно знаешь, что не найдешь там ни красоты, ни тишины, а лишь отбросы индустриального Буффало и ревущие полотна автострад, убивших « Гипноз - воды и пены играние»?
От безделья начинаешь метаться по городу, благо есть колеса. Дважды проскакиваешь с юга на север Главную улицу с ее светофоров, аптеками, магазинами, кинотеатрами и воскресно-томящимися людьми, привыкшими к напряжению, темпу и запрограммированности будней. В тридцати минутах езды в северном направлении - Ниагарские водопады, но нет - на сегодня ты добровольный пленник Буффало и своего собственного маршрута.
Тормозишь машину у отеля и входишь в полумрак бара, садишься у массивной деревянной стойки на вертящийся табурет. Ряды бутылок. Никелированные доза горы, воткнутые в горлышки, как вопросительные знаки. Каждый расшифровывает их по-своему.
Потом слоняешься по улицам. Витрины, памятники. В безлюдном круглом сквере рядом с отелем « Статлер-Хилтон» и Сити-холл стоит большой памятник президенту США Уильяму Маккинли, в 1901 году убитому в Буффало. Убийца выстрелил в тот момент. когда Маккинли протяrивал ему руку. чтобы поздороваться. И вот здоровенный обелиск - искупление вины Буффало. Четыре льва дремлют у граней обелиска.
Неподалеку миниатюрный памятник Христофору Колумбу, поставленный поздновато - в 1 952 году. Бронзовый Колумб стоит за штурвалом с недоуменным видом: на кой черт занесло его сюда, к Великим озерам?