Сколько же их? Я ходил на местную биржу труда. Приняли любезно, сказали: много. Но цифр не дали. Прав ли тот гневный рабочий у почты? Не знаю. Если к его шестидесяти процентам тех, кто на «рилиф». добавить восемь процентов Эрнеста Брауна. получится, что негр из отеля «Белый лебедь» ошибся ненамного. Да только ли в цифрах дело? Цифры - условный знак. Они обозначают, но не раскрывают трагедии людей, у которых пора зрелости к их несчастью. пришлась на время очередной экономической передряги в Юнионтауне. Какая им радость от оптимистических выкладок Торговой палаты? Жизнь дается один раз. Ее сломали в самом цвету.
Потом был еще обед с Арнольдом голдбергом в « Венецианском ресторане» - самом шикарном и респектабельном в Юнионтауне. За сдвинутыми столами тараторили десятка два бодрых седых старушек. Подошел владелец ресторана. голдберг вынул из кармана бумажку.
- Познакомьтесь с мистером Кондрашовым из «Известий». Приятное местечко, верно? - шепнул Голдберг, когда хозяин ушел.- А наверху - банкетный зал , человек на двести. Хозяин из итальянцев, отец его вроде бы из Рима. Знаете, этот итальянец сам нажил состояние. Процветает, черт побери. Вот вам и район депрессии. Хе-хе ...
Район депрессии - это не моя выдумка, это официальная, федеральная квалификация Юнионтауна. Но она оскорбляет Голдберга лично. Он не хочет, чтобы на нем стояло это позорное клеймо. Он - не «депрессированный», не «бывший».
Он пылко борется с этим унижением. У него свои доказательства. Рассказывает с почтительным трепетом о своем издателе-миллионере, который «селф-мэйд мэн», то есть сам нажил состояние: пять газет, около десяти миллионов долларов. Лишь на старте ему помог один богатый техасский дружок. Голдберг не скрывает, что издатель диктует редакционную политику «Ивнинг стандард», указывает, что и как писать. Газета называет себя независимой, но «склоняется к консервативной линии». Во внешней политике - « очень консервативна». Войну во Вьетнаме поддерживает.
- А вы почему не стали миллионером? - шутливо спрашиваю я Голдберга.
Он принимает вопрос всерьез и близко к сердцу:
- Честно говоря, сам иногда задумываюсь - почему?
Миллионеры притягивают его, как магнит. Шепотком обращает мое внимание на седого, но еще не старого, крепкого мужчину, которому уважительно внимают трое за соседним столом. Тот, презрев условности, пришел в ресторан без пиджака, в рубашке цвета хаки с короткими рукавами.
- Тоже миллионер . - шепчет Голдберг.- Шахтовладелец. У него шахты в Западной Вирджинии. Три-четыре миллиона. Отец кое-что ему оставил, но в основном сделал сам. Он здесь часто бывает. Свой самолет. Сам пилотирует. Я с ним пару раз летал. Давайте я вас представлю, а то, знаете, может рассердиться, что я к нему не подошел.
Доедаем «ростбиф-сэндвич», пьем кофе, отважно поднимаем миллионера из-за стола. Голдберг снова читает по бумажке мою трудную фамилию. Миллионер растерян от этой глупейшей церемонии. Мы жмем друг другу руки, в унисон бормочем «очень приятно» и опять жмем руки, уже прощаясь. Я убеждаюсь, что у миллионера по-рабочему твердая рука. И Голдберг говорит ему с деланной небрежностью:
- Думал, что вам будет интересно познакомиться. Человек из Москвы… «Известия»...
А впрочем, может, в том, что говорит и делает Голдберг, есть и искренность, а не только дипломатничанье. Одна истина у Голдберга, и он выводит ее из своего положения и окружения, из своего благополучия, из стремления к миллионам и под диктовку своего издателя. И совсем другая истина у вчерашнего угрюмого шахтера - его жизнь остановилась, замерла вместе с шахтами, ему не пробиться со своей трагедией в газету, в оптимистический мир Голдберга. Но понять - не значит принять и оправдать. Я не принимаю истины Голдберга. И как бы ни был сложен мир, а классовость истины этим не прикрыть. И это становится особенно очевидно на улицах Юнионтауна.
Я вернулся в отель - пора уезжать, график подгоняет. Вчерашний негр вынес мой чемодан к машине. Прощай, « Белый лебедь»! Твои дни сочтены. Очень скоро тебя разжалуют из отеля в меблирашки для «бывших» людей, потому что в Юнионтауне, приглашенный Торговой палатой, обоснуется фешенебельный мотель корпорации «Праздничная хижина» с трогательными надписями на крышках унитазов «Санитаризовано!», с никелем кранов, с мигающими кнопками на телефонах, с новейшими телевизорами и запечатанными в целлофан «санитаризованными» (!) стаканами. Там будут жизнерадостные молодые клерки и девицы с наимоднейшими мордашками « кавер герлз» - девиц с обложек. Они еще не разучились улыбаться. не то что твои вялые старики.