Горяной, поздоровавшись, ожидал в томительном напряжении. Лицо его вытянулось, и Хозяин, насладившись его внутренней мукой, показал пальцем себе за спину. Тогда мускулы на щеках Горяного дрогнули, ожили, блеснувшие радостью, глаза, и он хрипло проговорил:
— Васыль Мартыновыч! Може, примите нашу хлеб-соль на меже? Не побрезгуйте… — Лицо Горяного опять просительно застыло, опять побледнело и напряглось, и Хозяин проникся к нему сочувствием. Хоть и нелегко было вылезать из машины с таким пузом и телом, всё ж таки вылез. Сам виноват, что завёл этот обычай, а ломать его — не хотелось. Да и "химический комбинат" от трясения по дороге требовал уже, чтобы в него что-нибудь кинули. Поэтому милостиво разрешил:
— А ну, шо там ф тебя, показуй!
Горяной подал знак, и с грузовика мигом вспорхнули 2 нарядные дивчины в украинских костюмах с лентами. Одной из них подали сверху буханку хлеба на расшитом полотенце, другой — тарелку со стопкой коньяка и большим куском сочной, только что отрезанной, горячей индюшатины — в термосах берегли. Красавицы подлетели к Хозяину.
— Дорогый наш Васылю Мартыновычу! Спробуйтэ нашого хлиба из силлю… — Девушки склонились в изящном поклоне, протягивая подношения.
Толстые губы Хозяина дрогнули, снова расползлись в довольной улыбке, и у всех отлегло. Теперь начнёт шутить, и разноса не будет.
— Ну, за здоровье отаких дивчат, шо Горяной тут скрывает от людей! — поднял Хозяин рюмку и с удовольствием выпил. Утёр губы тыльной стороной ладони и по-казацки хукнув, приступил к индюшатине.
И сладкими показались ему и выпивка, и индюшатина, и девчонки, что поднесли душистый кусок, и сама жизнь — штука интересная, срамная, если разобраться. Потому что Хозяин поймал себя в этот миг на желании — смотрел исподлобья на девушку и думал привычно-похабное, что всегда лезло в таких случаях ему в голову.
Хозяин не видел, как уловил этот "исторический" миг фотокор из районной газетёнки — маленький, щуплый. Он пристроился с аппаратом "Зоркий" прямо перед Хозяином и успел его "щёлкнуть" с очень близкого расстояния.
Коньяк прошёл хорошо, и Хозяин посмотрел на рюмку, а потом отвернулся. Когда он вновь вернул голову на место, рюмка была уже наполнена, а рядом на тарелке стояла бутылка армянского. Вонючее село, райцентр паршивый, а достают же, черти!
Доставать он научился давно и сам. Правда, начинал для него все эти "дела" незаменимый Епифанов. Приносил прямо на дом свой портфель, набитый пачками хрустящих купюр, и произносил сакраментальную фразу:
— Прошу пересчитать, Василь Мартыныч! А это вот — кто и сколько… — На стол припечатывалась бумага с фамилиями и цифрами. И референт добавлял: — Можете проверить всех лично, кто и сколько… К моим рукам без вашего ведома — не прилипнет!
Знал уже и сам — не прилипало. Выдавал ему его "процент" за честность и отправлял с Богом. Впрочем, Господи, какая же это "честность", смешно даже подумать. Вот поэтому, видимо, и был шокирован в первый раз, когда увидал на своём столе этот жёлтый раскрытый портфель, набитый тысячами. Оторопело спросил:
— Это шо?
— Деньги.
— Вижу, шо деньги. Иде узял, спрашую?
— У областных торгашей. Это же у нас — государство в государстве! Миллионеры.
— И шо, отак лично тебе й дали? И, той… ведомость?
— Разумеется. Да вы — не переживайте, никаких свидетелей!..
— А за шо это они тебя так люблят, шо дают отакую кучу?
— Дают — не мне, — объяснил референт. — Это — для вас. А меня — угробят, если я хоть каплю присвою.
— А как это называется, ты знаешь?
— Разумеется. Ну, и что? В Москве и Киеве — тоже знают, как называется. Но тоже берут.
— Шо там делают у Москве и у Киеве, я не знаю. А от, шо исделал ты, друже, той… даже не узяточничество, а — вымогательство! От и ответь мине: я тебя об этом — просил?
— Разумеется, нет. Но и я — клянусь вам честью! — ничего не вымогал ни у кого и, от вашего имени, не требовал.
— Значит, той, они — самы?..
— Разумеется. Они это делают давно. Началось — ещё до вашего предшественника.
— А чому они увэреные, шо я — тоже буду в них брать?
— Да нет, как раз — не уверены. Но, если им это вернуть, — референт кивнул на портфель, — сразу убьют.
— Кого?
— Сначала меня, разумеется. Потом дотянутся и до вас. У них — и милиция своя, и убийцы наёмные есть. Говорю же вам — миллионеры!
Заметил ему без особой уверенности:
— Миня — охраняють…
Епифанов чуть не рассмеялся, аж трясло, мерзавца, от ехидства: