Выбрать главу

Плёнку он проявил быстро, отрезал нужный кадр, высушил и сунул его в увеличитель, добиваясь увеличения покрупнее. Снимок удался — был чёткий, сочный, все морщинки видать и выражение глаз.

Радуясь удаче, Кошачий выключил в лаборатории свет, включил красный фонарь и вскрыл чёрный пакет с фотобумагой N4 — другой не было. Быстро подобрал экспозицию и проявил в ванночке один лист, другой, третий. Проявитель работал, как зверь, бумага была чувствительной, и фотокарточки получились ещё резче, чем проекция на белом листе, когда примеривался.

Довольный работой, Кошачий закурил, выбрал карточку получше и положил сушить. Хотел сначала отглянцевать, но решил, что долго придётся сидеть, и терпеливо ждал, когда высохнет так, без глянцевания.

Часа через полтора Кошачий был уже в цинкографии и разговаривал с цинкографом Петренко. Тот, разглядывая снимок, бормотал:

— Зря так сильно увеличил, зерна много, да и крупное.

— А ретушёр на что? — вопросил Кошачий, задетый за живое.

— Ладно, — вздохнул Петренко, — подправим.

Ретушёром в типографии работал парнишка 19-ти лет, сын местного художника-пьяницы. Паренёк он был старательный, но нигде ремеслу своему не учился, вкус у него был посредственный. Главным в снимке, по его понятию, была чёткость изображения — чтобы не было "тумана".

— Павлик, цэ трэба зробыты срочно, — наставлял парнишку Петренко. — Хозяин! — поднял он палец.

— Зроблю! — заверил болезненный Павлик, разглядывая фотоснимок. — В лучшему выгляди будэ.

— От и действуй! — Петренко отдал парнишке снимок и похлопал его по плечу. А когда Павлик вышел, добавил для Кошачего: — Хороший хлопец! В армию хочет, а его не берут. И плоскостопие, и вообще невдалый.

Старательный Павлик принялся за работу немедленно. Достал кисточку, белила и стал закрашивать и наводить линии там, где ему подсказывала интуиция. Через 20 минут портрет был отретуширован.

Остальное доделал цинкограф Петренко. Переснял карточку на пластинку и протравил её кислотой. Но отвлёкся и малость перетравил. Однако решил, что не беда, сойдёт, и отдал клише плотнику. Тот насадил его на колодочку и передал печатникам.

Утром вышел тираж газеты с портретом Хозяина на первой полосе — чётким, большим, без полутонов. В огромном лице Хозяина было скотство, похоть. И ракурс был ужасный — получилась морда борова с тройным подбородком. Там, где положено, красовался, разбухший от частых выпивок, нос. Щёки были похожими на жирные ягодицы, над которыми нависали лохматые дуги бровей, и светились похотью кроваво-бычьи глаза. Всё лоснилось от пота, шеи не было — сразу шли плечи. Толстые губы казались вывернутыми, как у негра. И всё это на плохой газетной бумаге. Хозяин казался небритым, с тяжёлого перепоя и очень похожим — как живой, только увиденный словно бы в подлое увеличительное стекло.

Откуда было знать Кошачему, Петренко и старательному Павлику, что портреты Хозяина разрешалось делать лишь единственному в городе фотографу, и талантливому ретушёру, которые делали всё профессионально. Фотограф ставил специальный мягкий объектив — ни морщин видно не будет, ни пор на лице; заряжал аппарат специальной плёнкой — тоже мягкой, немецкой; выбирал нужное расстояние — выверенное; знал лучшие ракурсы, с которых Хозяин сразу "худел" и очеловечивался; проявлял плёнку в лучших растворителях, чтобы не было зерна; печатал на лучшей бумаге, добиваясь выразительных полутонов, не перепроявлял. А ретушёр "обрезал" щёки Хозяина ещё раз, доводя их до требуемого размера; где нужно — что-то подчёркивал, где не нужно — что-то ослаблял. После чего портрет переснимали в лучшей цинкографии города, и лучшие печатники устанавливали клише ровненько, приправляли краску, и печатали тираж на лучшей газетной бумаге. Хозяин после этого выглядел со страниц газет похожим на нормального человека.

Здесь же, в бедной районной типографии с её кустарями-одиночками, третьесортным оборудованием и материалами, получился похотливый зверь, сексуальное чудовище. Однако ни редактор газеты Антон Сало, ни автор портрета Семён Кошачий, и никто из других сотрудников газеты ничего худого в портрете Хозяина не обнаружили, и газету не задержали. Хозяин с их точки зрения был похож, портрет дали крупно, на первой полосе — всё правильно. Они даже радовались: оперативно сработали. Проснётся Хозяин, а уж и газеты с его портретом вышли. Как в Америке! Областные газеты не успели бы так обернуться, как они тут. Знай наш район!