— Ну что, дружище, не получилось у меня романтично, как хотелось, — треплет пса за ухом, — Алиска, любимая, ты станешь моей женой?
Он опускается на одно колено, как самый настоящий джентельмен, раскрывает бархатную черную коробочку, где блестит тоненькое колечко из белого золота с небольшим камушком.
Земля под ногами снова начинает раскачиваться, я молчу и не отвечаю ему. Хотя все нутро кричит о том, что ДА.
— Паш, это что?
— В народе называют предложением руки и сердца, — начинает ржать, — Алиска, не томи, я сейчас сойду с ума.
А вот и потрепи себе нервы, как я трепала их пять минут назад. Но не могу я долго издеваться над ним, ловлю его черти во взгляде, пацанский блеск и снова эту улыбку. Самую любимую. И почему мне не довелось полюбить тебя раньше, Павел Александрович Федулов?
— Конечно, да, — падаю рядом с ним, целуя в губы. Он дрожащими руками надевает кольцо на безымянный палец, после целует ладонь.
— Дай теперь мне свою руку, — прошу его. Он протягивает мне в ответ, перехватываю его длинные пальцы и кладу на живот. Он прикусывает нижнюю губу, словно не верит, осторожно прощупывая почву.
— Мальчик или девочка? — так доверчиво на меня смотрит.
— Ему или ей только месяц, пока неизвестно, — смеюсь.
— Ах, ну да. Мне страшно, маленькая, — он роняет свою голову мне на колени. И столько нежности в этом опасном мужчине, он сейчас абсолютно голый передо мной. Не боится, что я его предам, брошу, насмехнусь. Полное доверие. Для меня это большой подарок, потому что я знаю, что единственная, с кем он будет таким. Как на ладони.
— Чего ты боишься, Паш?
— Что стану плохим отцом. Гены все-таки.
— Не станешь, — качаю головой, — Не ты ли мне говорил, что будешь любить все, что касается меня? Так вот ребенок внутри меня, это наша с тобой плоть.
— Получается, жизнь дала мне шанс стать счастливым? — я замечаю одинокую слезу в уголке его левого глаза.
— Да, и подарила мне тебя. Самого лучшего.
Он целует меня так крепко, словно печать ставит. Клеймит губами. А я готова все тело отдать под клеймо, лишь бы он знал, как сильно я его люблю. Каким прекрасным отцом он станет. И как я доверяю ему себя и ребенка.
— Ты удивительная женщина. Словно была создана для меня. Все в тебе идеально, — он прикусывает мочку уха.
— Ты погоди, сейчас меня разнесет за период беременности, уже будет не все так идеально, — подшучиваю.
— Мне плевать, — отмахивается.
А ему и правда будет плевать. Он никогда не показывал свою любовь через призму моей внешности. Я просто априори во всем для него всегда была самой лучшей. И он стал для меня таковым, пускай и спустя столько лет. И совсем скоро нас станет трое.
Глава 47
Спустя 2 года
— Мне все это жутко не нравится, Алис! — Паша сильно злится. Я бегаю по квартире, собирая по пути игрушки. Паша все утро забавлялся с сыном, пытаясь научить его перекладывать кубики. В год и три месяца!
Иногда этот невыносимый мужчина настолько трогателен, что у меня накатываются слезы. Я ни капли не сомневалась, что Паша полюбит нашего ребенка и отдаст всего себя без остатка, но у него было много сомнений. Первый месяц после рождения нашего Степана, муж даже не прикасался к нему. Мог стоять у кроватки, наблюдать, но брать на руки — нет. Но я понимала, что ему нужно время. Он обязательно откроет своего сердце и впустит туда этот комочек нашей с ним любви. Я же вообще от сына отлипнуть не могла, он такой славный вышел, крохотный, что каждый раз вызывал во мне чувство огромного счастья.
Однажды, я сильно простудилась, не смогла даже с кровати встать, температура была настолько высокая, что меня положили под капельницу. Паша просто потерялся, не отходил от моей кровати, но именно тогда у нас произошла первая большая ссора. Я кричала ему, что наш сын нуждается в нем, как никто. В отце. А мне сейчас кроме лекарств ничто не поможет, и я не могу рисковать Степой, кормить его, убаюкивать. Пока я больна, это обязанность Паши. Он не слышал меня. Поэтому я устроила ему бойкот и запретила подходить ко мне.
Глупо?
Да, и не отрицаю. Манипулировать любимыми людьми — страшное дело, но тогда, мне показалось, что это выход. И это сработало. На следующий день я застала его в кресле со Степой на руках, он что-то рассказывал сыну полушепотом, пока тот, причмокивая, спал. В тот день он переступил через свои страхи. Ну а я, конечно, извинилась за свой ультиматум.
— Родной, я должна закрыть эту главу, — бросаю пирамидку в корзину с игрушками, — У меня словно незакрытый гештальт. Я мучаюсь в неизвестности. Пойми ты меня.
— Не понимаю и не собираюсь даже. Если бы моя мамашка объявилась, то была бы послана нахуй, — он огрызается, откидывая ногой мягкий шар.
Укоризненно качаю головой, продолжая убираться.
— Не ругайся при сыне, пожалуйста, — спокойно парирую, вскидываю взгляд на любимого мальчика. Он сидит в манеже и играется с Кингтоном, не замечая никого вокруг. Лучшие друзья.
Бывает, вечерами я вспоминаю Блейда. Тоже своего лучшего друга, который пожертвовал собой, спасая меня.
— Мне и так дорогого стоило принять твоих "родителей", — упрямый. Самый настоящий упрямец.
Мои приемные родители были не при чем, такие же заложники ситуации, как и я. Отец действительно посылал им деньги, только инкогнито. Просто подписывая белый конверт "Для Алисы". И ни копейки они не потратили на меня. Складывали все эти средства в комод, первый ящик. За столько лет там скопилась огромная сумма, которую они тут же отдали мне. Пашу они тоже не особо приняли, и я их понимаю. Он устроил настоящий скандал, оскорбил их, не разобравшись в ситуации.
Так и живем, с внуком я езжу к ним одна. Без мужа. И они этому рады. И мне спокойней.
Федулов жутко вспыльчивый, иногда не может сдерживать себя. Но чувства ко мне стопорят его в порывах. Он сначала делов наделает, а потом с повинной приходит. Сейчас также, нагрубит, но осознает все. Если бы я не любила этого мужчину так сильно, то не стала бы терпеть, но видя, как он каждый день работает над собой ради нас с сыном — сомнений не остается.
— Паш, я встречусь с отцом всего на десять минут. Он хочет передать документы по заводу, как и обещал.
— Он начнет выпытывать тебя про Степу, захочет увидеть внука. Я не позволю.
— Он знает, что ты не позволишь. Поэтому ему будет достаточно фотографий внука, — вздыхаю, — Паш, он в тюрьме. И будет там долго. Не знаю, что он осознал, но давай не будем устраивать самосуд. Между прочим, он принял тебя. С трудом, но принял.
— Я не просил его принимать меня. Мне от него ничего не нужно, и завод этот. Мы ему Мишурову отдадим, как и договаривались.
— Делай, что хочешь. Я не человек бизнеса, махиной такой руководить точно не буду.
— И сыну нашему это богатство не нужно, — продолжает свою пластинку.
— Хорошо, как скажешь, — я соглашаюсь с ним, знаю, что сейчас он никого не захочет слушать, кроме самого себя.
Подхожу к сыну, протягивая к нему руки. Прикладываюсь губами ко лбу, оставляя короткие поцелуи на молочной коже. Какой же он все же сладкий.
— Я вас люблю, маленькая, — выпаливает как на духу. Паша редко говорит о своих чувствах, но мне достаточно его действий. Он все делает для нас. Порой даже невозможное.
— И мы тебя, — улыбаюсь.
— Я самый счастливый, — подходит ближе.
— Это точно! — киваю.
— Не знаю, как ты меня терпишь.
— Я не терплю, а люблю! — накрываю губы мужа, но Степка требует к себе внимание.
Смеюсь, а Паша прижимает нас к себе. Мой самый дорогой, сильный мужчина, который не сдался и сделал все возможное и невозможное, чтобы мы стали семьей. Настоящей. Которой не было у нас в детстве.
Конец!