— Здравствуй, — заискивающе сказал Котька и добавил: — Я здесь буду сидеть, ладно?
Грека не ответил. Молча сел рядом…
Во время урока я не раз украдкой оглядывался на Грекину парту. Он сидел мрачный, губы закушены, смотрит прямо перед собой, в пустоту. А незадолго до звонка я оглянулся и встретился с ним взглядом. Смотрел на меня Грека внимательно, вприщурку. Мне как-то не по себе стало.
На переменке Грека велел, чтобы я и Котька «топали» за ним. В конце длинного коридора он шугнул третьеклассников-филателистов, которые с альбомчиками в руках успели занять место на подоконнике. Обождав, когда испуганные ребятишки ретируются, Грека угрюмо обвел нас взглядом:
— Ну, кто и как соображает об этом деле?
А какого «соображения» можно было ждать от Котьки — только пожимал толстыми плечами да вздыхал. И я ничего другого позволить себе не мог. Правда, минутой позже я осторожно спросил:
— А ты хорошо помнишь, что дверь в классе запер тогда?
— Как же не помнить! Еще и подергал — крепко ли. Точно помню, запер. И не об этом речь. Почему, скажите, парту мою не покрасили? Только мою почему-то… Ну?..
Пауза была тягостной. Вопрос Греки висел, как тяжкий меч. Я попробовал пошутить:
— Загадка второй половины двадцатого века.
— Брось! — перебил Грека. — О деле спрашиваю. — И опять воткнулся в меня глазами. — Ну?..
— Ты, Грека, глазищами меня не буравь. — Я старался говорить спокойно и веско. — Ключа ведь у меня, сам знаешь, — не было…
Сказал я это и с преувеличенным вниманием принялся смотреть на сетку падавшего снега. Долго смотрел. А Грека не сводил настороженных, прищуренных глаз с меня.
— Не пойму, про что говоришь?..
— А ты про что? Не я ли с Котькой, хочешь сказать, перекрашивали парты?.. Но ключа-то, который подходит к нашему классу, не было у нас. Коть, ведь не было у тебя ключа?
— Да ты что! — Котька испуганно замахал руками. — Откуда у меня.
— Борька, — выдохнул Грека, — дождешься — схлопочешь горячего! На что намекаешь?
Эх, наступать, так наступать!
— Ни на что не намекаю. Только сам подумай: странно получается — ни директор в класс не пришел, ни завуч. И нашей Иринушки пока не видно. А уж они, будь уверен, давно прибежали бы. А так будто никто ничего не знает, ничего не слышал. Тишь, благодать.
Грека нахмурил рыжеватые брови, с минуту — не меньше — насупленно смотрел в окно. Потом покосился на Котьку, спросил выжидательно:
— Слушай, а чего это на мое место вдруг сел?
Котька виновато сказал:
— Думал: тебе лучше будет. На этих корябах писать замучаешься. Сейчас писал, знаешь, как неудобно…
— Ну вот, забирай с моего места сумку и садись, где сидел. Благодетель!
— Как хочешь, — вздохнул Котька.
— Да, — вспомнил Грека, — ну-ка, объясни, почему тогда днем обещал пойти на операцию, а вечером отказался? Может, нарочно не пошел? Специально?
— Почему нарочно? Мама не пустила. А я хотел…
— «Не пустила»! — передразнил Грека. — «Хотел»! — Он вдруг ухватил Котьку за подбородок и повернул его лицом к себе. — А если все врешь? Говори!
Грекины цепкие пальцы ухватились крепко. Розовый пухлый подбородок Котьки даже побелел. А сам он скривился от боли. Ответить Котька не успел — дали звонок.
— Бежим! — сказал я. — Сейчас — Ирина Васильевна!
В класс вошли вместе с классной руководительницей. Она довольным взглядом обвела ряды голубеньких парт, учеников, замерших на местах, и в уголке ее рта желтой искоркой блеснул золотой зуб.
— А ведь правда красиво! — Ирина Васильевна погладила рукой блестящую парту, почти примыкавшую к учительской кафедре, и раскрыла журнал. — В таком классе и учиться приятней. Глядишь, и отметки у нас теперь будут получше. Как считаете, а? Командир?
— Постараемся, — пообещал Алеша.
— Кто дежурный? — оглядев ребят, спросила учительница. — Ты, Саша?
Наш лучший ученик Саша Миронов, который отличался серьезностью, точностью и немногословием, сказал с места:
— Отсутствующих в классе нет. Происшествий тоже нет. — Но все же и немногословный Саша не мог умолчать о том, что вызвало столько волнений и догадок. Он чуть улыбался и со скрытым смыслом добавил: — Я имею в виду, что нет особых происшествий…
Ирина Васильевна сразу насторожилась:
— Можешь яснее?
— Попытаюсь, — не совсем серьезно ответил серьезный Саша. — В общем, какой-то таинственный незнакомец на Грекиной парте сплясал чечеточку…