— Что у тебя стряслось? — крикнул он Алексею, который быстро шагал к нему.
— Да ничего, — ответил тот, подходя. — Спросить я просто забыл давеча. А кто у нее муж будет?
— Тьфу! — отплюнулся Серега. — Я думал, случилось что… Петька Ивняков у нее муж, начальник транспортной конторы нашей. Ну, наш, стало быть, начальник.
Лицо Алексея посерело. Он хрипло спросил:
— Ты что? Шутишь?
— Ничего не шучу, — сказал Серега. — Все так, как говорю. Недавно он сам шофером был, по этой же дороге гонял. А потом курсы прошел, до начальника повысили.
Алексей подскочил к Сереге. Его лицо одновременно выражало и злость, и отчаяние.
— Та-ак! — с ненавистью в голосе протянул он. — Вон что. Выходит, ты надо мной не посмеялся, а под монастырь подвел. Захотел, чтоб с первого дня я с начальником полаялся, чтоб выжили меня! Теперь-то я понял.
Серега изумленно уставился на Алексея.
— Да ты что? Умом, что ли, тронулся?
— Не тронулся! — визгливо крикнул Алексей. — Ты, видно, решил, на дурачка напоролся. Я тебя насквозь увидел. Ты специально меня к этой бабе завез. Я думал, у тебя с ней что-нибудь есть, а ты затащил меня, намекнул, что, мол, многие тут пригреваются, и мне вроде место уступил. Вижу я все. Невзлюбил ты меня вчера и решил чего-нибудь подстроить мне, — сжав кулаки и брызгая слюной, выкрикивал он. — Все вы здесь приезжих не любите. Немного я здесь пожил, а понял. Что мы вам сделали? Молчком все! Дикари какие-то!
— Поосторожней! — рявкнул Серега, тоже сжав кулаки. — Я тебя, смотри, тряхну. Кто тебя завез? Чего ты с ума сходишь?!
— Не завез, говоришь? — Алексей чуть поумерил голос, прищуривая глаза и криво усмехаясь. — А насчет света мне или дяде врал? Свет-то у тебя отличный. Я вчера заметил: ты со светом едешь, где потрудней. Ты думал, я впереди еду, так не различу. А я еще на стоянке проверил: свет у тебя куда с добром. И шарф ты специально забыл, чтоб на обратном пути она на меня еще разок поглядела да не забыла мужу наябедничать. Это я сейчас догадался. Ну что, дурак я?
По мере того, как он говорил, лицо Сергея краснело, и это было заметно, несмотря на смуглый цвет его обветренных щек и скул. Потом Серега побледнел, как-то зябко поежился, отвернулся от Алексея. Шагнул вперед и привалился плечом к радиатору, смотря на лесную даль. Погодя немного он глухо сказал:
— Верно догадался. Завез я тебя. Только не для того… Люблю я ее…
— Кого это еще? — запальчиво, но уже не так крикливо спросил Алексей.
— Да Валентину, — словно силком выдавил из себя Серега. — Век бы тебе не знать, кабы не случай такой, кабы не подумал ты обо мне нехорошее. — И, не поворачиваясь к Алексею, медленно заговорил, как бы выкатывая тяжелые фразы для облегчения самого себя, как бы стремясь выговорить отягчающее грудь: — Давно люблю. С мальчишек. Из одного села мы, из Россохи. Я, Петька и она. С Петькой вместе в армию ушли, а она с отцом на кордон перебралась. Отец объездчиком был, помер — она стала. Тут Петька из армии вернулся. Шоферить стал. Часто тут ездил, заглядывал к ней. Ну, и поженились они. Я сверхсрочку служил. Вернулся — сначала не мог. Уехать хотел. Потом в руки себя взял. Держусь. А поглядеть нет-нет да и потянет.
Он повернулся и сказал совсем другим тоном, уже не признаваясь, а суховато и буднично оправдываясь:
— Вот и вчера. Думаю, новичок со мной, заеду. Наши ребята не поверили бы, что я с плохим светом в дорогу тронусь. И насчет шарфа ты верно. Только не тебя показывать буду, а сам на секундочку забегу… Одного ты не заметил. Не пью я в дороге, а тут вина взял. Чтоб вечер повеселей посидеть. Для нее. Только не подумал, что белую ты возьмешь…
— А она… это, как это… знает? — запинаясь, пробормотал Алексей, ошарашенный совершенно неожиданным для него признанием.
— Нет, наверно, — покачал Серега головой. — Петька знает. Ведь мы с ним с детства дружки неразлучные.
— Тогда ничего-то не «наверно», — авторитетно заметил Алексей. — Ясное дело — знает она.
— Вряд ли, — с явной неохотой продолжать тягостный для него разговор вяло запротестовал Серега. — Народ у нас не трепливый. Ну, хватит. Успокоился? Давай поедем.
Серега уже открыл дверцу кабины и поставил на подножку ногу, когда Алексей, дошедший до конца кузова, вдруг круто обернулся и спросил:
— Слушай-ка! А если я расскажу кому-нибудь? А?
— Зачем же? — искренне поразился Серега. — Неужели ты на такое пойдешь?
— Не пойду, скажем. А все-таки, если расскажу? Драться будешь?
Белесые глаза Алексея приняли загадочное выражение. По тону его нельзя было понять: то ли он хочет поддразнить Серегу, то ли испытывает его, то ли словно спрашивает какого-то человека внутри самого себя.