Весна, а особенно лето обещали сытость.
Сейчас многие, и неплохо, пишут о красоте цветов и трав, об их целебных свойствах. Восхищаются, умиляются красотами природы. Но не многие обращают внимание не на эстетическую, так сказать, сторону весны и лета, а на то, что природа, пробуждаясь, предлагает нам огромное количество еды.
Чего только мы не ели!
Как-то Яшка, белобрысый подросток, выделявшийся и ростом, и силой, заявил мне:
— Вот дали бы килограмм хлеба да коробку спичек, я бы в лесу неделю хоть бы что прожил. И не охнул. А ты?
— И я тоже, — с готовностью поддержал я Яшку.
Появлялись первые опенки, а потом и другие грибы.
Тащили мы домой матовые листочки щавеля, первые, нежно-зеленые побеги крапивы. А по дороге можно было выкапывать и жевать луковички цветов, которых и названия-то мы не знали, закусить молодыми хвощами, пестами по-нашему. Годились и первые листочки липы. И болотные дудки, с которых обдирали кору. Но те надо было различать: среди дудок попадались и ядовитые.
Все наливалось вокруг соками, все прорастало, бродило, набирало силу. И близким было лето. А оно несло и ягоды, и грибы, и клеверную кашку, опять же годную в пищу. И другую кашку — так мы ее называли, — из зонтичных: у нее можно было есть стебель.
А нераскрывшиеся цветки акации! А семена клена! Господи, да чего мы не ели! Опасно только говорить об этом сейчас. Вдруг нынешний подросток попробует на вкус все эти произведения природы. А ведь известно, какие балованные теперь у детей желудки…
А как сочили сок! Не березовый — то само собой. А с молоденьких сосенок подкорковый слой. Снимали его ножом, а еще лучше — проволокой. Длинными белыми лентами. И с наслаждением жевали.
Возможно, потому и выросли, и не зачахли. Правда, третьего вытягивания, как говорили потом, на приписке в армию, врачи, у нас не получилось. И оказалось большинство из нас коротышками. Ну и что? А возмужали, окрепли — начали сталь варить, и хлеб растить, и стихи сочинять. И в космос полетели. Вот тебе и коротышки! Вот тебе и военное детство!
Особое место в наших связях с природой, помимо этого, как у первобытных людей, собирательства, занимали рыболовство и охота. Но надо сказать, что, по-видимому, инстинктивно — вот где раздался и отозвался в крови голос предков — мы берегли природу. Не занимались разбоем, не притрагивались к самке на гнезде, не брали лишнего. Знали, чувствовали, что придется возвращаться нам сюда, в мир природы, и завтра, и послезавтра. И если перероешь мох, раздерешь грибницу, если разоришь гнездо, то ни завтра, ни осенью ничего не жди. А война, по детскому нашему разумению, казалась нам бесконечной. Значит, надо было рассчитывать запасы и дары поля и леса надолго.
Но птичьи яйца мы собирали. Особенно грачиные. По одному, по два из гнезда, чтобы не разорять совсем. Словно хозяйки по курятникам, делали обход и осмотр грачиным гнездам. Шумная досталась нам «ферма». И мы знали, где можно брать, а где уже птицы начали насиживать.
Жили мы с Яшкой и еще одним нашим дружком, Димкой, неподалеку от школы, которая размещалась в бывшем помещичьем доме. Потом там обосновался детдом. Но в парке со столетними дубами, липами, вязами, с акациевыми аллеями считали мы себя полными хозяевами. И детально изучили каждый его уголок.
А грачей в парке поселялась уйма. Бывало, на одном дубе висело до десятка шапок-гнезд. И мы карабкались по сучьям, а грачи кружились над деревом оглушительно галдящей стаей. Но мы их не боялись, они боялись нас.
Остальные деревенские ребята «промышляли» больше в лесах, на лугах, у речки. А парк как-то оказался «сферой нашего влияния». И даже кое-кто из ребят называл его при Яшке подхалимски «Яшкин парк».
Яшка и впрямь чувствовал себя здесь владыкой. Мы с Димкой неплохо лазали по деревьям, но Яшка забирался на такую высоту, к таким с виду недосягаемым гнездам, что даже у нас голова кружилась. Цепок он был невероятно. И смел. Гонял змей — и они здесь встречались — гибким и свистящим ивовым прутом, хватал руками ужей. Отлично плавал, нырял через всю нашу, небольшую, правда, речку. Был, разумеется, нашим кумиром. А мечтал он стать летчиком, пойти в армию взамен погибшего отца и «добить фашиста в его логове», как он, вычитав где-то, не раз говорил нам.
Но наше собирательство, конечно, не всегда было безобидным для природы. Не одной травкой мы были сыты. Откровенно говоря, мы ставили силки на грачей, ловили их и жарили на костре.