В одной из деревень я купил молока, выпил целую кринку и поехал дальше. Дерюгино находилось неподалеку от самого водораздела: речки за ним текли уже к северу. Увалы становились все выше, щетина лесов за рекой все гуще, величавей и необозримей. И наконец на одном из увалов сверкнул между высокими деревьями шпиль старинной колокольни, а сбоку показалась небольшая водонапорная башня. Еще одна вышка виднелась издалека — землемерная. Это и было Дерюгино — центр колхоза и цель моего путешествия.
V
Никогда не забыть мне тех двух недель августа. Погода стояла на редкость солнечная, тихая, только убирай. Ночи неожиданно для наших мест выпали теплые, с туманами и росами, вода в реке прогрелась, комбайн у Васильева не ломался, у меня дни были заполнены с утра до вечера. В общем шло вначале все как нельзя лучше.
Я поселился у Матвея Васильева. Дом у него действительно был большой, стоял на краю Дерюгина. Постелили мне в длинной неотопляемой комнате, служившей чем-то вроде чулана. Здесь стоял мешок с мукой, на полках вдоль стен разместились многочисленные банки, да много находилось тут всякой снеди и хозяйственных принадлежностей. Но самое главное — дверь из комнаты открывалась прямо в сени, и я, не тревожа хозяев, мог выходить по утрам на крыльцо, делать зарядку и отправляться по крутой тропке на реку, чтобы вдоволь наплаваться до завтрака.
К реке вел крутой спуск, усыпанный ледниковыми валунами, кое-где покрытый травой, а кое-где показывавший обнажения красной каменной крепости глины. Я сбегал по нему, уходил прямым нырком в омуток, а выплыв, ложился на спину и видел Дерюги но под солнцем: дома и зеленые палисадники, контору, животноводческие помещения, механические мастерские, старую церковь и колокольню — все под огромной голубизной неба с редкими неподвижными облаками на нем, все какое-то чистое, нарядное и в то же время скромное, как сарафан из отбеленного полотна.
А хозяев я, впрочем, потревожить не мог, й не только потому, что у меня был отдельный выход. Они просто вставали раньше меня. Первой поднималась теща Васильева, седая, сгорбленная, но на редкость болтливая старуха. Ее мучила бессонница. Потом вставали хозяин и хозяйка, и начинались хлопоты по дому, на дворе, занимался трудовой крестьянский день. А одновременно со мной поднимался четырнадцатилетний Женя.
С ним мы подружились сразу. Он летом не терял времени зря — помогал и дома, и на свинарнике матери, и в поле отцу. И все же он был свободней других, как, признаться, и я, и составлял мне компанию в волейбол, на вечерней рыбалке, во всех моих задумках. А уж информатором и посыльным он был отличным: даже никуда не выходя, я знал, что творится в селе, снабжался свежими новостями абсолютно точно и вовремя.
После приезда я два дня провел, от восхода до заката, на поле с Васильевым. Пытался как-то ему помочь, выполнять какие-либо его поручения. Но вскоре понял, точнее — почувствовал, ощутил, что я просто ему мешаю. Он привык работать в одиночку, сосредоточенно. И работал мастерски. Болтаться около него было и неловко, и бессмысленно.
И я сумел оказаться достаточно сообразительным, чтобы не корчить из себя какое-то заезжее начальство. Утром шел, как и все колхозники, на наряд и отправлялся до обеда на какую-нибудь работу. Копнил солому, помогал на току, крутил веялку у склада. Помогал и в льноводческом звене, и в строительной бригаде. Короче говоря, шел, куда пошлют, не отказывался ни от какой работы. Крестьянский труд был мне знаком с детства, силенки не занимать, и все пошло как нельзя лучше. Я уже видел, что сельчане сразу стали относиться ко мне по-свойски, дружелюбно и искренне.
А после обеда я посещал участок, на котором в тот день работал Васильев, узнавал, как у него дела. Затем писал дома очередную корреспонденцию или информацию о колхозных буднях и шагал в контору. Там связывался по телефону с редакцией, передавал то, что написал, сообщал о выработке комбайнера. Связаться с районом было не так просто: на этой линии «сидели» еще два колхоза и лесопункт. И когда, частенько охрипнув от повторов и «алё», «алё», я выходил на улицу, начиналось свободное вечернее время.
Питался я сначала в райпотребсоюзовской столовой, но Васильев обиженно заявил, что если так, то он меня с квартиры отправит и что я его не объем, и я стал есть вместе с хозяевами, надеясь, что при расставании сумею всучить им какую-нибудь плату.