— А ну, говори, старый козел, к кому ты там приставал? Ну-ка, выкладывай!
— Побойся бога, мать, — тоже напряженным шепотом божился Щепов. — Кому я теперя нужон? Кто на меня поглядит? Совсем ошалела на старости лет, Саньке Гнусу поверила.
— Нив чем не верю, — горячилась старуха, — а в этих делах знаю я тебя. Ах ты козел старый! Олешка к девкам — и он туда же. К сватье он, слышь, пойдет! Ах ты…
«Так его, так!» — с некоторой долей злорадства подумал я. И, не дослушав торопливых объяснений и клятвенных заверений Щепова, полез на поветь, в свой полог, ближе к соседу Семену-покойнику.
Через день я собрался уезжать. Щепов смотрел, как я укладываю книги в рюкзак, и ворчал:
— Куда этакую тягу набираешь? Надорвешься ведь, Алеша-попович.
— Ничего, — бодрился я, — дойду до большака, сяду на попутку, а в районе бандеролями часть пошлю.
— Я тебя провожу, — заявил Щепов. — И так я виноват перед тобой. Не знаю, чем и оправдаться.
— В чем это?
— Да сенокосить заставил, в пьянку втянул, да и с милицией познакомил. Э-эх!
— Ерунда все это, — сказал я. — Вот книги одной найти не могу, а нужна мне она.
— Какой?
— Да Библии.
— Погоди! — обрадовался Щепов. — Так у меня же есть она. Возьми ты ее, пожалуйста. Никому все едино не нужна. Старуха — дак и та теперь с церковью рассталась.
Он повел меня в прируб. Там моему взору предстала целая груда книг. Были тут и журналы двадцатых годов, и газеты. Я остолбенел.
— Чего ж ты раньше мне этого не показал? Эх, ты!
— Так ведь не померли пока, — радостно заговорил Анатолий Федосеевич, довольный хоть чем-то услужить. — Приезжай через год, ладно? Сиди, разбирайся, бери что хошь.
«Так вот и библиотека Катенина валяется где-нибудь», — подумал я. Пропала в наших местах библиотека поэта Катенина, целиком пропала, когда перевозили ее из сельсовета в сельсовет. А уж в ней-то, наверное, есть и пушкинские, и грибоедовские автографы, и еще многое. И эта библиотека — реальный факт, а не отголоски легенд. А попробуй найди! Может, лежит в прирубе у такого вот Щепова…
— На, — сказал Анатолий Федосеевич, — забирай еще тягу себе. Ее матушка Людмила старухе моей подала.
Я взял Библию. На титульном листе было написано: «Профессор М. Д. А. Е. Е. Голубинский». Как раз то, что я искал.
Вышли около полудня. Ветер не давал устаиваться жаре, идти было приятно. Правда, тянул тяжеленный рюкзак, в котором, помимо книг, был и сверток с едой, засунутый бабкой Настей на дорогу. Щепов нес под мышкой Библию, завернутую в «Сельскую жизнь».
На перекрестке нам повстречалась Агашка-монашка. Поздоровалась на ходу и весело крикнула Щепову:
— В Новоселки бегу, к председателю! Мой-то написал, чтобы помощь просила — дом перевозить. Скоро придет. В Песково переедем. «Хватит, бает, на хуторе жить!»
— Ну вот и Зяблухам конец, — как-то грустновато сказал Анатолий Федосеевич, глядя ей вслед.
Распрощались мы на горочке, откуда до большака было рукой подать. Только пожали друг другу руки, как с боковой тропки вынырнула из кустов Любка, одетая по праздничному, с сумочкой в руке.
— А ты это куда? — спросил Щепов.
— В район, — сказала Любка. — Сяду сейчас на попутку — и алё.
— А вот тебе и попутчик, — довольно улыбаясь, показал на меня Щепов. Я уже отошел, но он подозвал: — Поди-ка, Алеша, сюда.
Я подошел.
— Сговорились, — прошептал Анатолий Федосеевич, кося на Любку глазом. И восхищенно добавил: — Ах ты, едрит твою в тарантас! Смотри-ка, смотри! Ну и грудь у нее…
— Полно тебе, старый хрен! — огрызнулся я, дружески хлопая-его по плечу.
Мы пошагали с Любкой к большой дороге. Она взяла у меня Библию. Я обернулся. Щепов стоял на пригорке, по-суворовски отставив левую ногу. Увидев, что я смотрю на него, помахал рукой и крикнул:
— А посылку я тебе пришлю-ю!
— Красиво у вас, — говорил я, вдыхая всей грудью теплый ветер. — А вот Анатолий Федосеевич говорит, что не всем нравится.
— Это Гарьке-то? — уверенно спросила Любка. — А чего такому шатуну понравится? Только приезжает в горячую пору да мужиков поит. Или баб увозит.
— Как увозит?
— Да так. Одну увез, она там от него к лейтенанту убежала. Хорош, видно, и там. Теперь другую увез. Не знаю, не приедет ли опять холостым. Ко мне сватался, хоть и троюродный. Мы тут все маленько родня, — засмеялась она. — Нашел дуру!
«Ну, тут-то и я бы тебе ноги пообломал», — подумал я о Гарьке, поглядывая на Любку.
Она была хороша и красива здоровой русской красотой. Не обращая внимания, что на нее глядят, говорила: