и 
ни в коем случае не могут быть «скалой». Отец был для него Творцом, а человек абсолютно без всякого синергизма подчинен тому, как действует Бог» {77}.
Таким образом, для иудеохристианских книжников и евангелистов присвоение имени было не психологической характеристикой, но актом божественного избрания и обетования или, можно даже сказать, преизбыточествующей свободной благодати.
Другие лица из круга Двенадцати, помимо Петра, именно в Мф не играют никакой сколько-нибудь сопоставимой роли. Даже два сына Зеведеева, Иаков и Иоанн, упоминаются лишь трижды, причем всякий раз только вместе с Петром, который возглавляет эту группу. Евангелие от Марка, которое на треть короче Мф, упоминает о них десять раз, причем в одном случае с Иисусом говорит лишь Иоанн {78}. Андрей, брат Петра, появляется у Матфея дважды, а у Марка ― четырежды {79}. Типичная для синоптиков тенденция к такой редукции, наиболее ярко выраженная в Мф, нарушается лишь в Ин, где наиболее приближенным к Иисусу оказывается любимый ученик, а также в ряде мест говорится о Филиппе, Фоме и некоторых других. Однако в апокрифической литературе II–III веков эта тенденция находит продолжение, и только в более поздних неканонических «Деяниях» чаще встречаются имена других апостолов {80}.
Поэтому неверно было бы просто отождествлять слова Иисуса, обращенные к ученикам в Мф 18:18, с обетованием о ключах, данным Петру, хотя по содержанию оно отчасти с ним совпадает. Обетование, полученное Петром, говорит о неограниченной учительной и распорядительной власти. Краткие слова, сказанные ученикам в 18:18, помещены, в отличие от 16:19, в контексте общинного устава, что ограничивает их силу в основном дисциплинарным аспектом. Что касается истории традиции, едва ли они могли послужить образцом для 16:19 {81}; скорее ― во всяком случае, в контексте Мф ― они напоминают отзвук предшествующих слов Иисуса, обращенных к Петру. Чтобы подчеркнуть роль Петра и в этом контексте, Мф заключает свою «церковную речь» в гл. 18 вопросом Петра о прощении и ответом на него Иисуса, который иллюстрируется при помощи притчи о немилосердном заимодавце {82}. Он главный представитель учеников, говорящий от их лица, и единственный, с кем по-настоящему ведет диалог Иисус.
Слова о ключах от 
делают Петра подлинно полномочным проповедником Царства Божьего и учителем в противовес книжникам и фарисеям, которые затворяют Царство от наставляемых {83}, но в то же время и в противовес всем «антиномистам» и «либертинистам», презиравшим новую Тору Мессии и праведность, которой эта Тора требует {84}. Здесь видно, участником какой ожесточенной борьбы был евангелист, живший в конце I века. Только проповедь Христа, пробуждающая веру и покорность и следующая по стопам «человека-скалы», открывает дверь в Царство Божье. Знание этого помогает открыть «тесные врата» {85}.
3. Петр как «основная апостольская фигура церкви» в эпоху до Матфея
Мф расширяет, заостряет и при этом примечательным образом уточняет в своем Евангелии эпизоды с Петром ― как позитивно, так и негативно {86}, ― однако он ни в коем случае не придумал их сам. Что касается частотности употребления имени «Петр» ― у него их 25, что не так много. Он более склонен сокращать свой оригинал и потому в девяти случаях выпустил имя апостола там, где его называл Мк, и лишь в трех случаях добавил это имя там, где его не было у Мк. Шесть раз Петр появляется в особом материале Мф, где уже трудно однозначно отличить традиционную часть от редакционной {87}. Написанное несколько позже Ин упоминает Петра (несмотря на несколько дистанцированное и отчасти критическое отношение) чаще других ― 39 раз (впрочем, 12 из них ― в добавочной главе Ин 21), более раннее Лк ― 30 раз, а еще более раннее, но существенно более краткое Мк ― также 25 раз. Сопоставляя эти данные с объемом Евангелий, мы видим, что Mк называет это имя определенно чаще других {88}. Такая интенсивность упоминаний галилейского рыбака и ученика Иисуса не имеет аналогов в раннем христианстве. Она не может быть объяснена просто как типичное изображение ученика Иисуса со всеми свойственными ему достоинствами и недостатками, но это и не литературный топос послеапостольской эпохи, нуждавшейся в авторитетном идеале. Здесь недостаточно ссылки на его призвание в качестве первого ученика у синоптиков (Ин считает эту информацию неверной {89}) или на первое явление Воскресшего в 1 Кор 15:5, о котором в Евангелиях упоминает только Лк 24:34. Недостаточно и его роли в качестве главного представителя учеников в Евангелиях. Ведь вполне могло быть так, что позднейшая ведущая роль Петра в послеапостольскую эпоху усилила первоначальное значение этого последователя и ученика Иисуса, приведя к вытеснению имен других учеников. Можно предполагать, что остальные одиннадцать, избранные Иисусом, первоначально в основном не были такими «статистами», какими их изображают Евангелия. Мы должны пойти по другому пути, а именно дать обзор деятельности Петра в целом и попытаться объяснить, почему именно он и только он занял это положение. Примерно то же относится и к функции Петра у Луки, ведь и там большое значение придается его функции руководителя Первообщины, которую он выполнял лишь в первые двенадцать лет, до гонения Агриппы 42/43 г. по Р.Х., после чего на первый план в Иерусалиме все больше выходит брат Господень Иаков {90}. В то же время обращает на себя внимание тот факт, что все четыре Евангелия, придавая столь выдающееся значение Петру, при этом молчат о братьях Иисуса или высказываются о них негативно {91}.