Время от времени мы на ходу подкреплялись всяческой вкуснятиной, которая стоила сущие копейки. По крайней мере, мои денежные запасы практически не убавились. Правда, платил я только в половине случаев. Мишка категорически настоял на том, что расходы делим пополам.
В итоге к вечеру, мы оказались "на заднях" Гостиного Двора. Вернее не его самого, а той торговой площадки, на которой он будет построен. Получив мелкую монетку, местный ночной директор махнул рукой в сторону навеса:
– Смотрите там, не шалите! А то я вот, ужо, вас!
– Не бойтесь, дядько Иван, – почтительно ответил Мишка. – Не впервой, чай!
Мы полезли на колючее прошлогоднее сено, пахнущее пылью и кошками. Честно говоря, мне не очень-то улыбалось ночевать в таких условиях, только выбора не было.
– Ты что, знаешь сторожа?
– Ага. Так бы он пустил нас, даже и за большие деньги. А дядько Иван с нашим сторожем дружит.
– Так у вас тут тоже место есть? Что же мы туда не пошли?
В ответ Мишка скорчил недовольную рожицу и, раскинув руки, рухнул спиной на вершину сенной горы:
– Фу! Уж лучше тогда у Щербачёва было остаться.
– Да ну тебя! Дикий ты какой-то! Как ты в Петербурге будешь, ума не приложу.
– Ну, и не прикладывай. Лучше устраивайся давай. Закапывайся поглубже, – сказал он, подавая пример, – а то ночью замёрзнешь.
Я принялся зарываться в сено. Мелкие колючие травинки тут же забились под одежду, вызвав невыносимый зуд во всём теле. Запах кошек пропал, перебитый поднятой нами пылью. Засвербило в носу, и я принялся непрерывно чихать. Раз десять, не меньше. Мишка, веселясь, наблюдал за моими потугами. Наконец я устроился. Потом понял, что в горле от всего этого безобразия пересохло – как наждаком драли – а водой я не запасся. Пришлось выбираться, топать к колодцу и пополнять запасы. Напоследок я знатно умылся, вылил остатки воды на голову, смывая с себя пыль и грязь. Зря. Понял, что совершил ошибку, забравшись обратно на сеновал. К мокрым волосам и коже сено прилипало гораздо охотнее. В конце концов, я разозлился, и, стиснув зубы, решил, что с меня хватит экспериментов. Буду терпеть, как есть.
Постепенно темнело, хотя до полной темноты было ещё очень далеко. Да и не зря же говорят, что летом заря с зарёй сходятся.
– Расскажи что-нибудь, – попросил Мишка.
– Что рассказать-то?
– Про время своё расскажи. Интересно же!
– Хм-м… с чего начать-то? – я понял, что даже не представляю, как описать пацану восемнадцатого века жизни в веке двадцать первом. – Ладно, начну про то, как у нас учатся. Может, потом на что-нибудь другое перейду. Ты это… если что непонятно будет, переспрашивай.
– Угу, – буркнул пацан, – переспрошу.
Я задумался. С чего бы начать? Описывать систему образования не очень-то интересно. То, что мы проходим – скучно, да и не к месту. Какие-нибудь предметы, типа информатики, вообще не имеет смысла. Тогда придётся половину ночи объяснять, что такое современные мне гаджеты, и с чем их едят.
– Слушай, Миш, я лучше что-нибудь другое расскажу, ладно? – а в ответ тишина. – Мишка! Спишь что ли?
Со стороны пацана раздавалось только громкое сопение. Точно, заснул. Ну и ладно, не придётся придумывать тему разговора. Надо бы и мне поспать, а то очень суматошный день выдался. Я закрыл глаза, и попытался уснуть.
Не тут-то было. Только начал погружаться в сон, как опять высушило горло. Сглотнув пару раз, но, не добившись ожидаемого результата, пришлось тянуться за флягой. Помогло, но сон улетучился. Без толку пролежав несколько минут с закрытыми глазами, я вспомнил, что в такой ситуации лучше наоборот, открыть глаза и пялиться в одну точку. Открыл, нашёл острую иголочку звёздного луча, пробившуюся сквозь сочную зелень молодых листьев, и начал неотрывно смотреть на неё. Постепенно лучик размазался, и навалилась дрёма. Только стало ещё хуже. На границе между сном и явью ожили переживания дня, и я опять оказался перед волком, сжимая в руке Мишкину заточку. Волк присел на задние лапы – вот-вот прыгнет, а рука с оружием налилась чугунной тяжестью и никак не хотела подниматься.
Я вздрогнул и проснулся. Правда, ненадолго. Через несколько мгновений опять провалился в сон. Тот же самый. И опять с тем же итогом. В общем, череда однотипных кошмаров продолжалась раз за разом. Не помогало ничего – ни смена положения, ни очередной глоток нагревшейся воды. На пятый или шестой раз я сквозь бред кошмара решил сопротивляться, и заставить своё подсознание не просыпаться, хотя слабо представлял, как на сновидение можно повлиять. Наверное, мне это удалось. Картинка была на этот раз очень яркой, явной, и оттого, ещё более страшной. Хищник изготовился, помедлил мгновение, и, наконец, прыгнул. Как и во всех предыдущих кошмарах, я не смог ничего поделать. Волчья туша навалилась на меня всей тяжестью, а лапа зажала рот, не позволяя закричать от страха. Клыкастая морда оказалась возле самого лица, и, неожиданно, волк зашипел по-змеиному. Я опять проснулся. Тяжесть, навалившаяся на грудь, никуда не исчезла, лапа трансформировалась в ладонь, зажавшую рот, а шипение превратилось в тихое, но отчётливое "Т-с-с-с-с!", выдыхаемое Мишкой прямо мне в ухо.