Силвер написал на доске: «Александр умер, Александр погребен; Александр превратился в прах. Прах — это земля. Из земли добывается глина. Почему же этой глиной, в которую он превратился, не могли законопатить пивную бочку?/Великий Цезарь умер, — и истлел, /И прахом Цезаря замазывают щели»[30] и т.д.
— Почему, — обратился он к нам, — Гамлет говорит об Александре и Цезаре?
— Мы все превратимся в прах, — машинально ответил я, а потом поднял голову, удивившись звуку собственного голоса.
— Да. — Он улыбнулся мне. — Продолжай, Гилад.
— Не имеет значения, кто мы. Были. Мы умираем. Разлагаемся. Затыкаем дыры. Вот так. Это всё.
— И поэтому?..
Я посмотрел на цитату, которую скопировал к себе в тетрадь. Потом встретился с ним взглядом. Казалось, он с любопытством меня изучает. Меня залила теплая волна любви и гордости. Избранный. Когда на тебя смотрят так, как смотрит он. Я потерял дар речи.
— И поэтому, — вступил Колин, — ничто не имеет значения. Но мы все равно вынуждены жить. В этом-то и проблема. Ничто не имеет значения, но мы все равно вынуждены жить. Даже если закончим в чьей-то заднице, мы все равно вынуждены жить.
Все рассмеялись.
— Согласен с тобой до слов о заднице, — кивнул Силвер.
— Он говорит… — Колин быстро листал свою книжку с пьесой, щеки его горели. — Вот! «Наше воображение может проследить благородный прах Александра до того времени, когда им законопатят бочку»[31].
Силвер улыбнулся ему:
— Ты увлекся, Колин.
Ариэль засмеялась чересчур громко. Колин сощурил глаза.
— Твоя мысль, однако, ясна. Ты сказал, ничто не имеет значения, но мы все равно вынуждены жить. Продолжай.
Последовала тишина. Потом Колин решительно вздохнул и произнес:
— Не важно, кто ты или что сделал в жизни, ты станешь прахом. — Колин повернулся к Ариэль и сказал как выплюнул: — Мы все станем прахом.
— Вот именно, — пробормотал Рик.
— За одним исключением, — возразил я.
Колин повернулся ко мне. Впервые в том году мы посмотрели друг на друга. Меня поразили гнев, ярость в его глазах. Это меня напугало. И заставило ревновать.
— За одним исключением? — переспросил Силвер.
— За исключением того, что это не совсем верно.
— Почему?
— Потому что никто не вынуждает нас жить. В этом-то все и дело. Об этом говорит Сартр. Об этом говорит и Шекспир. Вот в чем суть вопроса. Быть или не быть. Вот в чем вопрос. Жить или умереть. Умереть. Уснуть.
Колин смотрел на меня не мигая.
— Ты прав. — Его взгляд смягчился, он кивнул.
— Они правы, — ответил я, осмелившись на едва заметную улыбку.
Колин расслабился. Снова одобрительно кивнул.
— И поэтому мы выбираем, как нам поступить со своей жизнью. Мы делаем это, даже если не делаем. Мы выбираем своим невыбором. Об этом и говорит Сартр, правильно? — Хала, которая в последние недели сделалась какой-то тихой, снова подалась вперед. — Мы или убиваем себя, или что-то делаем со своей жизнью. Ясно. Вот такой выбор.
— Точно, — откликнулась Лили, задумчиво жуя кончик косы.
Джейн засмеялась и посмотрела на Силвера.
Рик кивал в ответ на свои мысли. Абдул уставился на стол и качал головой, выражая молчаливое несогласие. Кара смотрела в потолок.
— Значит, — задумчиво произнесла Кара, — вот это он называет абсурдом? В смысле это и есть абсурдное высказывание? Мы все равно умрем, но вынуждены жить.
— Точно. — Лили улыбнулась Каре. — Точно.
Словно в поисках подтверждения. Кара посмотрела на Силвера, но он лишь чуть улыбнулся.
И тогда я ощутил вместе со всеми, кто был на его стороне, кто его любил, что произошло что-то важное. К философии как таковой это имело мало отношения, а касалось только Силвера, того, что мы порадовали его, стали в каком-то смысле взрослыми. Это было чувство приключения в семейном кругу.
— Что за чушь, — фыркнула Ариэль.
Мы все повернулись к ней. Все, за исключением Колина, который затих, глядя в пространство.
— Убить себя — это не вариант. Это неправильно. Опомнитесь. Жизнь не так проста. Есть же инстинкт, человеческий… Вы же не можете просто так взять и спрыгнуть с моста? Не можете жить, словно самоубийство — реальный вариант. Что за глупая мысль. Я хочу сказать, как вы можете сидеть здесь и соглашаться со всей этой чушью? — Она окинула нас взглядом, словно хотела услышать ответ.