Увидев на изгибе дороги коттедж «Розмари», Дэлглиш прибавил скорость. Надежды проскочить незамеченным не было. Проносясь мимо коттеджа, он успел заметить лицо в окне верхнего этажа. Что ж, этого следовало ожидать. Селия Колтроп возомнила себя старейшиной маленького сообщества на Монксмире и присвоила себе ряд обязанностей и привилегий. Если ее соседи по оплошности не уведомляли ее о перемещениях, не говоря о гостях, то она была готова взять выяснение происходящего на себя. Острый слух улавливал приближение машин, а расположение ее коттеджа — перекресток проселка, петляющего по пустоши, и дороги из Данвича — позволяло ничего не упускать из виду.
Мисс Колтроп приобрела строение под названием «амбар Броуди» и переименовала его в коттедж «Розмари» двенадцать лет назад. Дом достался ей по дешевке после аккуратного, но неослабного нажима и был затем — опять за сходную цену — превращен из обветшалого каменного форпоста в романтический идеал ее читательниц. Он часто красовался в женских журналах, расхваливался как «очаровательное суффолкское обиталище Селии Колтроп, где она сочиняет в безмятежной сельской обстановке захватывающие любовные истории, столь любимые ее читательницами». Коттедж «Розмари» был верхом комфортабельности, а также вычурности и безвкусицы; снаружи он выглядел именно таким, каким полагалось быть, с точки зрения владелицы, деревенскому домику: соломенная крыша (поглощавшая удручающую уйму денег на страховку и содержание), искусственный прудик (летом источавший зловоние), голубятня (голуби этот насест упорно избегали). На прилизанной лужайке «писательское сообщество» — фраза Селии — летом пило чай. Сначала Джейн Дэлглиш среди приглашенных не числилась, и не потому, что не объявляла себя писательницей. Просто она была одинокой престарелой старой девой, то есть, по шкале ценностей мисс Колтроп, социальной и сексуальной неудачницей, заслуживавшей лишь снисхождения. Но со временем мисс Колтроп открылось, что ее соседку считают незаурядной люди, достойные выносить суждения, и мужчины, наведывающиеся в нарушение правил добропорядочности к соседке в «Пентландс» и с удовольствием гуляющие по морскому берегу в ее обществе, сами заслуживают уважения. Этим открытия не исчерпывались. Однажды Джейн Дэлглиш видели даже в «Прайори-Хаус», резиденции Р. Б. Синклера. Не все почитатели трех больших романов Синклера, последний из которых был написан тридцать лет назад, знали, что он еще жив, разделить же с ним трапезу удавалось совсем уж немногим счастливчикам. Мисс Колтроп была не из тех, кто упорствует в своих заблуждениях: мисс Дэлглиш мигом превратилась в «дорогую Джейн». Сама она продолжала называть соседку «мисс Колтроп» и понятия не имела, что та сменила гнев на милость, — как не знала прежде, что вызывала у той гнев. Дэлглиш так и не разобрался, как она относилась к Селии. Она мало говорила о соседях, а в обществе друг друга две женщины оказывались так редко, что у него не появлялось оснований для самостоятельного вывода.
Проселок, ведший через Монксмирскую пустошь к коттеджу «Пентландс», пролегал в полусотне ярдов от коттеджа «Розмари». Обычно он был перегорожен тяжелыми воротами, но сегодня их створки распахнули настолько широко, насколько позволяла высокая живая изгородь по бокам — кусты ежевики и бузины. Машина запрыгала по кочкам и по стерне, потом въехала в траву и в папоротники. Дэлглиш миновал одинаковые каменные домики Лэтэма и Джастина Брайса, не увидев их самих, хотя о присутствии хозяев свидетельствовали «ягуар» Лэтэма у двери и дымок из трубы Брайса. Немного вверх — и его взору предстал весь пурпурно-золотистый мыс в обрамлении скал и сияющего моря. На вершине холма Дэлглиш заглушил мотор и прислушался. Осень не являлась его любимым временем года, но мгновения блаженства, последовавшие после того, как затих мотор, он бы не променял ни на какое весеннее буйство природы. Вереск уже начал увядать, зато утесник, зацветший во второй раз, был таким же густым и золотистым, как в мае. Внизу простиралось море, все в пурпурных, лазоревых и бурых штрихах, а на юге раскинулись затянутые туманом болота птичьего заповедника, похожие сверху на зеленовато-голубую заводь. Аромат осени — смесь запахов вереска и дыма — ни с чем нельзя было спутать.