Наконец я добрался до пристани и среди тысяч судов отыскал корабль, на котором мне предстояло преодолеть первый этап пути. Я оказался последним из поднявшихся на борт, и, как только разместился, матросы оттолкнулись от берега, весла легли на воду, и мы влились в жизнь Великой реки, широко раскинувшейся и несущей плывущих по ней людей и богов — на сколько хватает глаз до горизонта, где Черная земля встречается с Красной и постоянно сдерживает ее.
Светлая земля, наш мир света. Торжество времени. Бесчисленные суда с надутыми невидимым ветром парусами: лодки рыбаков, более крупные караваны, везущие камень или скот, паромы, курсирующие со смертными пассажирами между берегами реки, между храмами на востоке и гробницами на западе, между восходящим и заходящим солнцем. По мелководью бродят стайки ибисов. Цветы священного голубого лотоса качаются на воде рядом с отходами повседневной жизни — объедками, тряпьем, мусором, дохлой рыбой и дохлыми собаками, — зубатками и налимами. Нескончаемое тихое курлыканье журавлей. Беспрерывные дары Великой реки. Фивы живут для нее и ею. Или, точнее, река дарует городу воды жизни. Чем бы мы были без нее? Всего лишь безводной пустыней.
Говорят, рекой владеют боги и сама река — бог, но я думаю, что ее обладатели — жрецы в храмах и богачи со своими виллами и террасами, где прохладная вода плещется у их изнеженных праздных ног. А те, кто владеет водой, владеют городом — по сути, самой жизнью. Но на самом деле река не принадлежит никому. Она величественнее, выносливее и могущественнее любого из нас, едва ли не любого из богов. Своей силой она может разнести нас в щепки и обречь на голод, лишив ежегодного разлива. Она полна смерти. Она несет трупы животных и людей — взрослых и детей, — которые от пребывания в ее глубинах сделались зелеными. Иногда мне кажется, будто я ощущаю присутствие их отчаявшихся и неприкаянных душ, когда они касаются воды, пуская безмолвно расходящиеся круги, как знаки, которые сообщают нам, что они были здесь и ушли, не найдя покоя. И вместе с тем она питает нашу тучную черную землю, из которой произрастают наша зелень, наши ячмень и пшеница.
Как только город, где я родился и вырос, скрылся за кормой, я очутился за пределами известного мне мира, где мы проживаем свои краткие истории между Черным и Красным, между землей жизни и восходящего солнца и землей длинных теней и смерти, между мгновениями и наслаждениями нашей жизни и западной пустыней, диким местом, куда мы ссылаем умирать преступников, только для того чтобы они, вернувшись демонами, являлись нам в снах. Рассказывают, что когда-то, до начала времен, вся эта земля была зеленой и по ней ходили стада буйволов, газелей и слонов. И я вдруг вспомнил, как много лет назад мы с отцом ездили в пустыню. Сильная буря в очередной раз изменила очертания дюн. Мы нашли обнажившийся скелет крокодила, так далеко от любой воды. Что еще там сокрыто? Огромные города, причудливые статуи, заблудившиеся люди, их корабли, построенные для плавания по вечному песчаному морю потустороннего мира.
Увы, я снова отвлекся. Надо сохранять серьезность, пока от всего, что я знаю и люблю, меня уносит прочь по черной глади, по вечной сверкающей шири громадная змея воды с ее незримой памятью о долгом путешествии с высот неведомых скал Нубии, вниз, через крупные пороги, и на поля — во фрукты и овощи, в вино, в море; а где-то и в снег.
3
Меня восхищают чистота и порядок на судне. Ничего лишнего. Одеяла утром сложили и убрали. Оснастка и все предметы обихода полностью отвечают своему назначению. Всё на своем месте. У капитана голубые глаза, немногочисленные кривые белые зубы, брюшко человека уверенного и чувствующего себя на воде как дома. Он видит сухопутных людей насквозь и различает их стремления и помыслы, словно разглядеть их так же легко, как мелкую рыбешку в неглубокой заводи. Ну и конечно, сам корабль, удивительное сооружение, уравновешенное между ветром и водой, в результате чего раздутые паруса и канаты, натянувшиеся в безукоризненном геометрическом узоре, порождают чудесную силу, которая движет по воде судно и его пассажиров. Посмотрите: корабль делает идеальный разрез на поверхности воды, затягивающийся, как только мы проходим. Белые пальцы за кормой вслепую ощупывают края некоего неведомого материала, затем успокаиваются и как бы с легким пожатием плеч и прощальными жестами погружаются назад, в черноту, откуда они так ненадолго появились.