- Вы осознаете, что таким как она не отказывают? – вкрадчиво поинтересовался старший нефилим. Я подняла глаза, и он… счастливо улыбнулся!
В ответ на его улыбку, которая стала едва ли новым мировым открытием, практически чудом, я изумленно заморгала. Нет, я точно не в себе. Мне уже мерещится всякое, невозможное.
- Вы понимаете это? – переспросил директор и в его глазах появилось сомнение в моей вменяемости.
Я рефлекторно кивнула.
- Да, понимаю.
- Рад, - директор еще раз ухмыльнулся, но уже куда-то в сторону и каким-то своим мыслям. Ухмылка эта была ехидной и зловещей, сделав его лицо одновременно и угрожающим, и потрясающим. Парадоксальным образом он умел быть обескураживающим, привлекательным, волнительным и волнующим, но только тогда, когда сам этого хотел. Когда не хотел, он внушал окружающим желание как можно быстрее убраться с его дороги и не оглядываться, потому что собственный ужас замешанный на чужой ненависти – это обычно не то, что способствует любованию. – Рад, что понимаете. Потому что вы собираетесь шагнуть в ад.
- Я… я могу идти? – покусав губу, выпалила я, когда прошло больше минуты, и никто из нас за это время не сказал и слова.
- Да, - ответил директор, оторвавшись от раздумий, которые были тяжелы. – Идите.
- Мисс Кьеллини, - позвал он, когда я была одной ногой в коридоре. - Мистер Майкл О’Нил сегодня утром покинул Исправу. И больше сюда не вернется.
- Чего? – брякнула я.
- Мистер О’Нил перевелся в Кёнсон, что в Сеуле. Это недавно открытая школа, но уже весьма элитная. Там он закончит своё обучение и останется в Южной Корее, вступив в местное воинство. Нефилимов там немного, но последние два десятилетия отметились бумом деторождения. Подрастающие поколения надо защищать от нечисти, поэтому парню будет чем заняться.
- Не может быть! – вырвалось у меня.
Директор улыбнулся.
- Вы так думаете? Правда думаете, что я позволил бы ему остаться здесь?
Я сорвалась с места и помчалась в общагу.
Когда ворвалась в комнату Майки, она была уже пуста. Совсем пуста.
И чиста. Тщательно застеленная постель, пустые полки, пододвинутый к столу стул, вытертый от пыли стол. И белый лист бумаги.
Записка.
А в ней всего два предложения: «Если бы ты согласилась быть со мной, я бы сделал тебя счастливой. А он не оставит тебе и шанса на счастье. Прощай».
- Напиться бы, - пробормотала я и покинула бывшую комнату бывшего друга.
Глава 31
Боги бессмертны и блаженны, и проживают в интермундиях.
Бессмертны – значит, не могут умереть. Блаженны – значит счастливы. Счастье, проверенное вечностью. Боги счастливы, потому что живут вечно и живут в интермундиях?
- Что такое интермундия? – спросила я у самой себя, шаркая ногами по земле и перекатывая подошвой ботинок мелкие камушки.
Я сидела на скамейке в парке, приятно устроившись под сенью какого-то дерева, чью неестественно буйную зелень наколдовала очередная ведьма. Плотные и широкие листья, росшие густыми пучками были бы очень полезны в условиях жары и солнца, но небо продолжало наливаться серостью, темнее с каждым днем. Как ни странно, сейчас этот цвет даже казался приятным, потому что был естественным. Он был таким, каким и должен был быть в ноябре. Он был настоящим и существовал будто бы вопреки всей этой искусственности, так любимой ведьмами.
- Междумирье, - проговорил женский голос.
Рядом кто-то сел. Я повернула голову и увидела королеву. Гордый профиль, чуть запрокинутая голова, умиротворенный взгляд. Волосы собраны в тощий пучок на затылке. Из украшений не было даже сережек, и эта простота в некоторой степени даже смущала, как и невзрачное льняное платье серого цвета и строгого покроя. Такие носят в офис, стараясь не выделяться и не бросаться в глаза начальству, потому что чем незаметнее, тем жизнь спокойнее.
Я уже открыла рот, желая поинтересоваться, с чего это вдруг королеве вздумалось притворяться рядовым клерком, но осеклась. Вместо этого произнесла:
- Что?
- Ты спросила, что такое интермундия, – не поворачиваясь ко мне, пояснила Анна. И соизволила продолжить: - Изобретение данного понятия принадлежит Эпикуру, гению из Древней Греции. Он был сыном школьного учителя, мыслителем и в каком-то смысле революционером. Эпикур считал, что должен избавить людей от одного из самых тяжелых страхов – страха перед богами. Он считал, что нет смысла их бояться, ведь богам, если они существуют, плевать на человечество. Они существуют в интермундиях, междумирьях, и никак не могут повлиять на жизнь человека, а потому и бояться их бессмысленно. Боги, согласно Эпикуру, пребывают в состоянии равновесия, безмятежности и невозмутимости. Человек, по мнению философа, также мог достичь божественной бесстрастности и непоколебимости. При помощи самодисциплины и правильных моральных ориентиров. Владение собственным разумом – вот что Эпикур считал высшим и самым необходимым навыком. Способность противостоять противоестественным желаниям и низменным страстям он ценил превыше всего. И отсюда возникает вопрос: боги бесстрастны и непоколебимы, потому что они родились богами? Или они стали такими, потому что смогли достичь полного внутреннего контроля?