И все же, кто-то ходил по дому. Очень медленно ходил, будто бы обходя одну комнату за другой. Методично так, как обычно ходят, когда что-то проверяют. Или кого-то ищут.
Я чутко прислушивалась, стараясь отделить звуки, которые издавал дом от тех, которые порождал кто-то живой. И когда скрип и шорох начали постепенно удаляться, шагнула к двери.
А после и за дверь, замирая сразу за ней, чтобы успеть осмотреться.
Это была маленькая узкая прихожая, выход из которой вел в кухню-гостиную, занявшую весь первый этаж.
В черных силуэтах угадывались скудные предметы быта.
Большой квадратный стол посередине, стулья к нему. У дальнего угла двухкамерный холодильник, кажется, весьма старенькой модели, со сглаженными овальными углами и выпуклой дверцей. Рядом мойка и сушка для посуды. Прямо напротив входа еще две двери, расположившиеся рядом. Исходя из возможной планировки дома, я предположила, что одна дверь вела в подсобное помещение, а вторая – в подвал. И вот как раз из-за второй двери я услышала шаги.
Кто-то спускался вниз.
Медленно. Тяжело шаркая ногами по деревянным скрипящим ступенькам.
Стало так жутко, что затряслись поджилки. И все же меня как магнитом потянуло к этой двери. Я чувствовала, что просто обязана заглянуть вниз.
Я сделала шаг навстречу опасности, которая дышала, звучала, таилась в темноте, жила темнотой, и… почти сразу меня вывернуло наизнанку. Меня стошнило прямо там, где я стояла и тем, что я успела съесть перед выходом из общаги – крекерами и колой.
Отерев влажные губы я привалилась вспотевшей спиной к стене, тяжело и глубоко дыша, пытаясь справиться с собой. На висках тоже выступил пот, и несколько капель противно сбежали вниз по шее. Кожа покрылась пупырышками, превращая меня в ощипанного гуся. Стало еще холоднее, чем было прежде. Меня пробивал озноб и приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не трястись всем телом попутно стуча зубами. Когда тебе действительно очень плохо, то этот красивый эвфемизм превращается в жестокую реальность. И твои челюсти клацают как игла в швейной машинке.
А мне было не просто очень плохо, мне было так хреново, как никогда в жизни. И причина тому – нечисть. Она была где-то совсем рядом, иначе мой организм не отреагировал бы так резко. Более того, это была не штрыга. Что-то другое.
Что-то, с чем я до сих пор не сталкивалась.
Но чем бы оно ни было, я запомню его надолго, на всю жизнь. Этот вкус гнили, смешанный с вонью застоявшегося кошачьего туалета и влажных опилок невозможно спутать ни с чем другим, а уж тем более позабыть. Он пробирается в рот, заползает в ноздри и в глаза, остается под веками и даже, кажется, попадает в кровь.
Я зажала нос пальцами и попыталась дышать ртом, но потом рефлекторно сглотнула и меня вывернуло еще раз. Хотя второй раз уже было практически нечем. Чувствуя, что вот-вот развалюсь на куски, я отползла назад и забилась в угол, подтянув колени к груди и превратившись в маленький трясущийся влажный комочек.
И лишь потом поняла, что что-то не так.
Звук бредущих, усталых ног.
Он исчез. Больше никто не шаркал подошвой по ступенькам. Ни вверх, ни вниз.
В доме стояла нерушимая тишина, если не считать периодических хлопков на крыше. Это ветер пытался унести те остатки кровли, которые пока не поддались силе гравитации и не осыпались вниз.
Я не дышала, не шевелилась, и пыталась не думать о том, что рот мой сейчас ощущает себя так, как будто я лизала грязную больную кошку. Противный комок слизи продолжал ездить по пищеводу вверх-вниз, отчаянно хотелось почистить зубы и попить.
Я потянулась к шее, чтобы убрать противно прилипшие волоски, подняла голову…