…и встретилась взглядом с парой белых, чуть светящихся в темноте, глаз.
Они были огромными и напоминали два куриных яйца. Без зрачков, без ресниц, без зачатка мысли. И смотрели прямо на меня, выглядывая из-за дверного проема, ведущего в кухню-гостиную.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я поняла, что они смотрят, но не видят. От шока я вообще не сразу разглядела, кто передо мной.
А это было тощее, вытянутое существо с кожей цвета известки и напоминающее богомола. Как и у богомола, его достигающие колен руки и длинные ноги выгибались в обратную сторону, производя жуткое впечатление. Потому что одно дело видеть подобное строение тела у насекомого, и совсем другое у того, кто пусть и отдаленно, но все-таки напоминает человека.
Существо стояло без движения на пороге, тихонечко принюхиваясь. Широкие плоские ноздри шевелились, раздуваясь, а рот, выглядящий так, словно кто-то черканул ножом, сделав разрез от уха до уха, что бы оно могло питаться, беззвучно приоткрывался.
«Смотрит, но не видит», - повторила я про себя, когда существо, шаркая плоскими широкими ступнями, двинулось в мою сторону.
Затаив дыхание, я вжалась в стену. Мысли метались, тело болело и требовало передышки. Лихорадочно я пыталась выбрать ту стратегию, которая поспособствует самому главному – выживанию. Потому что я понятия не имела, с чем столкнулась и как мне это победить. У каждого живого существа были сильные и слабые стороны. Моей сильной стороной была физическая сила, выживаемость нефилима и скорость. Моей слабой стороной была временная разбитость от нескольких сеансов рвоты и незнание сильных сторон противника, который уже находился в метре от меня.
Он двигался медленно, неуклюже, но совершенно точно в верном направлении, ориентируясь, скорее всего, конкретно на мой запах. Чем ближе «богомол» приближался, тем явственнее проявлялись повадки того, кто привык доверять обонянию больше, чем всем остальным чувствам. Он заметно вытягивал шею вперед, чуть дергал головой, словно ловил что-то и периодически причмокивал краями рта, как если бы пробовал воздух на вкус.
Вот, он остановился напротив. Пасть распахнулась, демонстрируя мне усеянное узелками и наростами горло, и так и осталась в открытом состоянии. Ноздри больше не двигались, раскрывшись так широко, насколько позволяло их строение.
Нас разделяло сантиметров двадцать, не больше. При желании я могла протянуть руку и прикоснуться к плоской тощей груди, где под бело-серой кожей пульсировала сетка сосудов и капилляров. Но желания такого не имелось. Я смотрела в слепое лицо, с отвращением и едва контролируемым ужасом. У существа во рту было беспорядочное скопление мелких острых зубов, кое-где черных, гнилых, в одном месте обломанных, будто он пытался перекусить камень, но что-то пошло не так. Но еще более отвратными были огромные белые глаза.
Они оказались фасеточным, то есть, такими же, как у мухи. Когда-то, в средней школе на зоологии мы подробно изучали их строение и даже делали зарисовки. У двукрылых глаза состоят из миллионов крохотных линз, каждая из которых передает в мозг точное изображение того, что находится в пределах её видимости. В мозгу мозаика соединяется и создает цельную картинку. Такой обзор позволяет мухам замечать малейшие движения вокруг.
Но этот ничего не видел. Возможно, он был таким от природы, а возможно, что-то сделало его слепым.
Страшная морда медленно потянулась ко мне. Я напряглась всем телом, готовясь нанести удар и отразить атаку, быстро сопоставляя собственные возможности с имеющейся в моем распоряжении маневренностью, которую ограничивало пространство узкого коридора. Даже не углубляясь в детали, было очевидно, что шансов у меня немного. Конечности существа были длиннее моих раза в два, серые пальцы с плоскими и толстыми ногтевыми пластинами говорили о цепкости, а сквозь полупрозрачный эпителий можно было рассмотреть плотный слой розоватых мышц.
Я не знала его предпочтений ни в спаривании, ни в еде. Часто нечисть пытается добраться до жизненно важных органов – сердца, печени, почек. Некоторые – особые гурманы и предпочитают мозг. Если это недонасекомое попытается вскрыть мне череп или разорвать грудную клетку, единственным моим спасением будет скорость. Ударить мне не позволит разница в длине рук. А вот если я изловчусь и выверну ему пару суставов, то избавлю его – от ужина, а себя – от перспективы стать этим ужином. Мне просто нужно было быть быстрее…