Послышался тихий свист. Тонкий протяжный звук услышала не только я, услышал его и «богомол». Дернул головой в направлении звука, а после… легко оттолкнулся плоскими ступнями, прыгнул на стену и пополз по ней с такой скоростью, что я поняла – моё понимание «быстрее» сильно отставало от возможностей этого парня. На открытой местности, мы, возможно, еще могли бы потягаться, но как тягаться с тем, кто способен сдать нормативы по кроссу бегая по потолку?
Нечисть скрылась из виду так стремительно, что я впала в ступор. А отмерла, когда наверху, в той стороне, куда умчалось существо, послышался грохот.
Как будто уронили комод.
Или бабулин сундук.
Или все сразу.
Двигаясь так тихо, как только получалось это делать в старом доме со скрипящим всем, я достигла деревянной лестницы, поставила ногу на нижнюю ступеньку, а дальше уже не скрываясь побежала наверх, потому что кто-то с воодушевлением громил дом. И ему, кажется, было плевать на всё остальное.
Наверху было две комнаты, расположенные рядом, и одинаковые как братья близнецы. В одной из них царила темнота такая, что ничего не рассмотреть, кроме перспективы столкнуться с еще одним представителем нечисти.
А по другой металось уже знакомое мне слепое насекомое, которое, то ли что-то искало, то ли поставило перед собой цель превратить эту часть дома в руины. Оно хватало всё, что попадалось на пути и швыряло в стороны, ломало, крошило, периодически даже пыталось грызть, но когда какая-нибудь очередная выломанная доска не поддавалась его зубами, он пинал её в сторону и кидался на мебель с еще большей злобой.
Выломав из кровати железную ножку он кинул её не хуже профессионального питчера. Кусок железа вылетел в распахнутую дверь и лишь чудом не задел меня, мелькнув над головой. Я лишь в последний момент успела уклониться, а потому не сразу заметила, как из тьмы второй комнаты появилась рука, вцепилась в мой рукав и затащила во тьму.
Толчок в плечи – и я оказалась зажатой между чем-то твердым и холодными… и чем-то не таким твердым и не таким холодным. Теплая ладонь обхватила мой затылок, крепко сжимая. Другая рука легла на лицо, надежно закрывая рот, но оставляя нос свободным и позволяя дышать. Дышать знакомым запахом директора.
Сердце вспорхнуло к горлу, пытаясь вырваться на волю перепуганным корольком. Дыхание перехватило, сперва от испуга, а когда он прошел – от странного волнения, вызванного таким близким присутствием старшего нефилима. Я ощущала его тело всем своим, от кончиков пальцев до макушки. Оно давило на меня, накрывая полностью, заслоняло как щитом. Я чувствовала напряжение в каждой его мышце, в каждом натянутом сухожилии, в пальцах, которые держали крепко, не вырваться, но надежно. Сопротивление не предполагалось, сопротивление не допускалось, сопротивление было бесполезным.
- Дыши, - приказал он, выдохнув это слово в мои волосы.
И я задышала. Часто, поверхностно. А вот его дыхание было ровным, спокойным. Грудь была почти неподвижной. В его руках было уютно, хотя странно было так думать о ком-то, кто сжал тебя как бестолкового котенка. Гордость взбунтовалась, и я попыталась вырваться.
Стоило мне пошевелиться, как руки, тренированные и привыкшие сжимать спортивные снаряды да заточенные клинки, сдавили так, что я безмолвно застонала.
И начала колотить по мужским запястьям.
Но недолго я это делала под несмолкающий грохот по соседству, потому что возле уха прозвучал шепот директора.
- Кто разрешал покидать машину?
«Интересно, зачем задавать вопросы, намеренно лишив возможности отвечать?», - спросила бы я, если б Блейк позволил.
Но вместо этого он продолжил:
- Моя дорогая студентка, - шептал он и голос его звучал тягуче, как теплая карамель. По телу жаркой волной прокатилось ощущение, будто на меня накинули паутину, из которой не выпутаться, а замыслишь побег – погибнешь. – Почему вы всегда делаете первое, что придет вам в голову, м?
И я бы даже нашла в себе силы ответить, вот только… дрожь. Она началась как симптом тяжелой болезни. Затяжной мучительной лихорадки. Кажется…
Я действительно была больна.
Блейк будто бы подслушал мои мысли и надавил еще сильнее, до острой боли, до треска в ребрах, как если бы желал вдавить меня в стенку, вдавить в себя, растворить в себе, в воздухе, заставить меня исчезнуть.